— Вот так.
— Значит, послезавтра…
— Будем вычесывать рис, если в этих регистратурах осыпают рисом.
Салли пыхтела, благодаря Провидение за то, что еще не поздно помириться с Сэмом.
— По-моему, Типпи, ты прав, — звонко сказала она, ибо он мог не расслышать сквозь райское пение, внезапно наполнившее комнату.
— А то!
— Кому нужен этот тарарам? Епископы, служки…
— Вот именно.
— Я думаю, ты будешь счастлив.
— А то!
— Как и я.
— Ты что, влюбилась?
— Да. Ты не встречал тут такого Уиппла?
— Вроде бы встречал. Ухо покорежено, да? Голос хриплый…
— Он, он..
— Хороший парень.
— Лучше некуда. Кстати, ты не знаешь, где он?
— Знаю. Уилли ему сказал, что Эмсворт ждет его у свиньи. Значит, он там.
— Спасибо, Типпи. Иду.
Молодым людям нелегко сохранять покой и беспечность, когда полиция запрет их в сарай; и, сидя на сломанной тачке, вдыхая запах навоза, Сэм таких настроений не сохранил. Он был бы рад взглянуть на все с лучшей стороны, если бы ее нашел, а потому — не ждал ничего.
Тщетно пытаясь припомнить, что именно полагается ему по закону, он смутно думал о кипящем масле, естественно, огорчаясь. Кроме того, он удивлялся. Не умея читать в сердцах, он не знал, почему служитель закона так стремительно исчез. Резонно сообразив, что гадать об этом не стоит, он обратил мысли к Сэнди, но стало только хуже. Галли полагал, что им надо встретиться — и все, но Сэм не разделял таких оптимистических взглядов. Начать с того, что тогда, во гневе, он назвал ее не только рыжей дурой. Навряд ли она все это простит.
Кроме того, над ним нависла тень тюрьмы. Рано или поздно, представ перед судом, он получит то, что причитается за кражу часов и нападение на силы порядка; а кто согласится соединить судьбу с узником? Все ж неудобно объяснять гостям, почему мужа нет дома.
Он тяжело вздохнул. Точнее, он думал, что вздыхает, но получилось что-то вроде тех протяжных криков, которые издают бэнши, и удивленный голос откликнулся: «О-ой!», внушая надежду истерзанной душе, практически забывшей, что такое слово.
Голос был женский, а женщины, как известно, охотно помогают тем, кто в беде. Строки об ангеле, служащем нам, всплыли в его сознании. Написал их Вальтер Скотт, не кто-нибудь, человек разумный.
В одной стене было окошко, восполнившее недостающее стекло хорошей, густой паутиной.
Подойдя к нему, Сэм спросил:
— Есть там кто-нибудь?
И услышал в ту же минуту:
— А там кто-нибудь есть?
Ощущение было такое, словно он присел на электрический стул. Мир за окошком, и без того смутный, куда-то поплыл. Голос показался ему знакомым, еще когда говорил: «О-ой!», а теперь — тем более.
— Сэнди, это ты? — сказал узник и осторожно спросил. — Ты меня не выпустишь?
— Выходи сам!
— Не могу. Меня заперли.
— Кто?
— Полицейский. Я — под арестом.
— Под чем?
— Арестом. Анемон, роза…
— Сэм, миленький!
Кресло сработало снова. Проглотив что-то вроде теннисного мячика, узник выговорил:
— Какой?
— Миленький!
— Ты так считаешь?
— Конечно!
— Значит, все в порядке?
— Еще бы!
— Слава Богу! Я чуть не умер.
— И я.
— Сколько раз я думал сунуть голову в плиту!
— И я.
— Прости, что я назвал тебя рыжей дурой.
— А кто я, как не рыжая дура! Просто с ума сошла!
— Значит, ты передумала насчет синдиката?
— Конечно. Типтон вот-вот сбежит с Вероникой. Можно сказать, они женаты. Да что мы тут стоим! Сейчас я тебя выпущу, и ты мне расскажешь, за что тебя заперли.
Сэм уложился в несколько фраз. Сэнди ужаснулась и обняла его, что и советовал Галли, который как раз появился.
— Превосходно, — с отеческой гордостью одобрил он, — но несвоевременно. Если ты бежишь, то беги. Констебль прибудет с минуты на минуту, насколько я понимаю — со стороны огорода, так что кидайтесь прямо в замок, в любое святилище. Лучше всего — курительная и бильярдная. Мы с Сэнди останемся здесь, примем удар на себя.
Когда Сэм. последовал его совету, Галахад продолжил:
— Вы гадаете, моя дорогая, как я все узнал. Очень просто. Зашел к Биджу, а этот Ивенс говорит там по телефону. Ход его мысли несложен. Сэм дал ему з глаз. Правильно это было или нет, Ивенс боится повторения. По-видимому, он хочет, чтобы первым в сарай сунулся помощник, пусть уж ему дают в глаз. Кстати, о глазах: порадуйте Сэма, снимите эту пакость.
— Вам не нравятся мои очки?
— Конечно.
— Вот и ему тоже. Он сказал, что я — инопланетное чудище.
— Льстит. Гораздо страшнее. Бросьте и попрыгайте на них.
— Хорошо, — отвечала Сэнди, бросила и попрыгала.
— А теперь, — сказал Галли, обозрев останки, — взгляните налево. Ивенс и его ассистент рыщут, как мидяне в гимне. Разговаривать буду я. «Пеликан» считал аксиомой, что лучший парламентарий — Галахад Трипвуд. Беседа с полицейским требует особой деликатности. Добро пожаловать, господа. Добро пожаловать в наш замок.
Портрет констебля Ивенса уже был, и нам оставалось бы живописать констебля Моргана, если бы они не походили друг на друга, и так, что всякому казалось, что у него в глазах двоится. Правда, у Ивенса был большой темный синяк.
— Приятно погулять после грозы, — заметил Гапли. — Отдыхаете? Выбрались на природу? Лютики, ромашки…
Констебль Ивенс ответил, что они не гуляют и не отдыхают. У них ордер на арест. Галли поднял брови.
— Неужели свинья моего брата?
— Нет, сэр, — отвечал Ивенс. — Субъект, похитивший часы и оскорбивший при исполнении.
— Вам известно, где он?
