-Что ж сказывай, в чем дело, а я подумаю, как помочь тебе и порубежью нашему, раз уж до царя нашего просьбы не доходят,– улыбнувшись, сказал я боярину, подумав, что много кто мог просто-напросто перенимать гонцов, а то и вовсе сами письма уничтожать, а самое удивительное никто ничего не докажет. Беда в этом времени с корреспонденцией, и не столько от разбойного люда, сколько из-за корыстолюбивых людишек и их ставленников. Вот только как избавиться от этой проблемы? Посадить своих людей, причем воспитанных должным образом и в должных традициях … таких как витязи, правда, со специфичными знаниями.
Придется набор увеличивать, и часть кадетов отделять в отдельный корпус, полу гражданского профиля, для обучения азам управления, экономики, законодательства, как необходимый резерв кадров, готовых сразу же вступить на новые должности.
Следующие два часа пролетели незаметно, слишком уж интересные вещи рассказывал смоленский губернатор. С одной стороны вроде бы и знал я о них, но только поверхностно, не вникая в суть, теперь же у меня появилась возможность исправить сию оплошность.
Петр Самойлович поведал мне о том, что в православные христиане, находящиеся под пятой у Османской империи, давно присылали к царскому двору посольства с грамотами о заверении в верности и просьбы о помощи и освобождении от исламского владычества. Самыми ревностными в этом плане оказались Дунайские княжества.
В Валахии господарем сейчас был Бранкован, а в Молдавии, свергнув Николая Маврокордата, восседал Димитрий Кантемир, который воспользовался помощью крымского хана. Как сказал смоленский губернатор крымский хан так прямо и сказал султану в полном диване: «Бранкован богат и силен, у него много войска, он предан русским; неосторожно при настоящих обстоятельствах оставить в его руках Валахию; ежеминутно должно ждать от него измены и помехи успеху нашего оружия. Надобно захватить его, потому что добровольно он не явится в Константинополь; только Димитрий Кантемир в состоянии исполнить это дело, и потому назначьте его молдавским князем, а Николай Маврокордато не способен на это. Не могу сноситься я о важных делах с человеком, которому не верю».
Кроме того, что Кантемир получил Молдавию, ему было дано обещание, что если успеет захватить Бранкована, то и вся Валахия станет его. Откуда все это узнал боярин я не спрашивал, слава Богу своих резидентов у Руси-матушки в тех краях предостаточно, так что сомневаться в его словах мне не следует.
Одновременно с этим угнетенные христиане действовали самостоятельно, без указки бояр и князя. В сентябре этого года к царскому двору приезжал сотник Богдан Попович, вручив канцлеру, за неимением государя, грамоту от австрийских сербов, из городов Арада и Сегедина, от полковников Ивана Текелия и Волина Потыседа.
Все идет к тому, что готовится восстание, и нужно восставшим только одно, русские войска под боком и уверенность в поддержке со стороны православного государства, наследницы Византийской империи в православных делах.
-Ну, так что же тогда получается?
-Если война с османами будет, то может статься, что мы потеряем и Азов и часть земель наших, за которые русской кровью плачено,– тихо сказал губернатор, не глядя на меня.
-Не уж то, ты боярин мысли крамольные у себя в голове держишь? Или силу оружия русского не признаешь?– нахмурившись, спрашиваю его, прикидывая в уме, с каким итогом закончилась война в моем времени. Помню, что Россия возвращала Турции Азов с его округом и обязывалась срыть укрепления на Днепре и Дону и Таганрогскую крепость. Кроме того, вроде бы Петр обязывался не вмешиваться в польские дела и дать Карлу пропуск в Швецию. Определенно есть о чем задуматься.
-Нет, что вы ваше высочество!– оторопело ответил Петр Салтыков.– сила оружия русского известна нам, да только выдюжит ли Русь матушка война на две стороны? Мне говорили, что цесаревич умный и деятельный человек, прислушивается к словам, коли они с пользой сказаны. Ведь нет теперь Священной лиги, и некому будет помочь России, да что там, все только Османской империи помогать будут, после победы над шведами!
-Твоя правда боярин, но ведь к государю приходят донесения об угнетенных братьев наших по вере, да еще и князья дунайские помощь предлагают, отец не выдержит и сорвется к Днепру. А ведь кто-нибудь из князей и предать может, всяко под боком у басурман лежат, вот и предадут, для злата и живота своего не глядя на своих крестьян, слезно молящих государя нашего о помощи.
Подумав немного я все решил пока ничего не обещать и лучше прикинуть шансы на войну, благо что многое мне известно, и кое-что может быть подправлено. Вот только хватит этого эфемерного поправления? У османов то армия раза в три больше нашей под Прутом была. Что ж время покажет, кто прав, а кто виноват.
-Хорошо, боярин я поговорю с государем, но не обещаю, что получится, вам же, как я слышал вскоре полки подойти должны от татарвы защищаться, так ты их к южным рубежам определи и по крепостницам рассели, все же надежней оно будет. И армию не пропустят и от летучих отрядов проще отбиваться да мирных людишек защищать.
-Благодарствую ваше высочество!– встав, боярин, поклонился мне, как всегда кланялись старшему и более высокому не только по положению, но и по знаниям.
-Если какие вопросы появятся, то пиши мне, постараюсь ответить, или помочь, а ежели у меня самого возникнет надобность в тебе Петр, то уж не серчай, отпишу обязательно и службу попрошу,– с улыбкой сказал я ему.
-Как можно? Я же с радостью!
-Вот и замечательно, тогда ступай, давай, время идет, а мне уже сегодня снова в дорогу собираться, даже дел здешних посмотреть не успею. А то может за год еще, каких мздоимств нашлось, и кое-кого повесить для острастки не помешает,– с показным сожалением говорю боярину, тот лишь слегка покивал головой и был таков, позволив разрешения удалиться.
Однако уехать вечером не получилось, было решено остаться в городе до утра, хляби небесные оказались чересчур уж слезными. Ливень стоял такой, что дальше десятка шагов ничего не было видно, словно не вода это, а сплошное серое марево.
Но за ночь видимо погода наладилась и поутру даже светило осеннее солнце, тусклое, кое-как согревающее усталую землю, но даже такое светило много лучше чем яростный дождливый напор. Перед тем как мы выехали за ворота, к нам подъехал молодой отрок в курьерском облачении и передал мне увесистое письмо от смоленского губернатора. Поблагодарив отрока рублем, мы тронулись в путь, я же изменив своим правилам, залез в карету, слишком уж необычно это, вроде бы только вчера говорили с Салтыковым, а тут на тебе и письмецо, причем, наверное, писаное явно не день и не два назад. Значит, вчера была только проверка, а сейчас нечто большее, важное.
Занавесив с одной стороны кареты шторы я поудобнее уселся на вещах, распаковал письмо, с каждым мгновением все сильней углубляясь в чтение старорусской письменности. Постепенно, как это бывало раньше, буквы выстроились в понятный мне ряд и проблемы были решены. Продираясь сквозь множество титулов и ненужных хвалебных словоизлияний, я таки уловил суть письма и даже несколько оторопел, и в принципе оно действительно как минимум стоило того, чтобы быть прочитанным.
В нем говорилось о том, что все неудовольствия, среди разных слоев населения южных окраин Смоленской губернии и владений Азовской, постоянно находящийся ели не войны с Татрами, то уж в ожидании оной точно.
Конечно, в центральных провинциях сопротивление действиям государя и его реформам не могло возникнуть в силу объективных причин, чего нельзя было сказать об окраинах, то есть у башкир, казаков и южных народов, относительно недавно влившихся в состав России.
Однако главное все же было не это, основной вопрос уделялся Малороссии. Было коротко написано, что сразу после Полтавы царь Петр утвердил представленные ему гетманом Скоропадским статьи о сбережении всех прав и вольностей казачьих войск. Плюс к этому государь подписал статью о том, что казаки, находящиеся в подчинении у генералов не занимались, не военным ело, то есть заготовкой сена, выпасом крупно рогатого скота и лошадей и многим другим, не являющимся обязанностями казаков. Так же говорилось о том, что на казацких дворах будет строго запрещено останавливаться без разрешения старшины поселения, всех же ослушников указа государева ждала кара немилосердная. Вот только какая,
