назад. Это не призрак, не мираж, не плод моего горячечного воображения. Где же можно найти хоть какие-то следы этого имущества?
– Если вы твердо решили этим заниматься, то предстоит длительное расследование, и я должна вас предупредить сразу, что это будет дорогостоящее мероприятие. Начнем с того, что придется нанимать французских адвокатов, свидетелей. Это дорого и долго. Предлагаю пока не начинать всей этой кутерьмы, а собраться с силами, пройти курс лечения, а там и взяться за дело, – урезонивала ее Лидия Петровна.
Юлия была обескуражена. Если даже такой опытный юрист считает, что надо отложить выяснение имущественных дел «на потом», то, видно, ничего не поделаешь. Ей пришлось согласиться подождать до конца срока лечения, хотя ложиться в больницу при таком неопределенном материальном положении ей казалось крайне безответственным.
Про виллу в Швейцарии она не стала больше говорить, потому что была там очень давно, когда они только оформляли покупку, и единственное, что она помнила твердо, – это то, что вилла сдавалась в аренду какой-то фирме. Видела Юлия это хозяйство всего один раз и представляла его себе очень смутно. Алексей тогда взял у нее оба паспорта – российский и заграничный, потом она съездила на три дня в Женеву, подписала документы, и все. В голове всплыло неясное воспоминание, что среди бумаг была доверенность на Алексея, чтобы он мог оформлять все операции с этой виллой. Может быть, уже и нет в природе этого женевского дома? Как теперь это проверишь? Она как-то спрашивала мужа о судьбе этой виллы, но он отшутился: «Многия знания – многия печали», и она подумала тогда, что муж у нее заботливый, деловой и нечего лезть, куда тебя не просят.
Теперь она припомнила также, что в начале 90-х, в ажиотаже первых финансовых успехов, они заводили с Алексеем какой-то счет все там же, в Женеве. Первоначальный их взнос был двадцать тысяч долларов. Юлия вынула эти деньги из отцовского наследства и открыла счет на двоих. Потом, когда она поинтересовалась, что сталось с этими деньгами, Алексей сказал, что счет пришлось закрыть, что деньги эти они уже давно прожили и что в трудные времена в семье все деньги должны быть общие – с этим, кстати, она вполне была согласна, а потому и не упоминала больше об этом счете.
Итак, на сегодня концов заграничного имущества вроде бы и не сыскать. Оставалось разобраться с московской частью. Ее беспокоило то, что предприимчивая Светлана отнимет у ее детей и квартиру, и загородный дом. Хотя после приватизации квартира принадлежала мужу, ей и детям в равных долях, и это хоть немного успокаивало. А дом в Чивереве – ну что же, в него она вложила много сил, средств и времени, это часть ее души, но лично ей, как видно, с ним придется распрощаться навсегда. В любом случае от нее, Юлии, уже ничего не зависит. И, отметя все тяжкие сомнения, она легла в больницу. Так началась новая эра ее жизни.
До конца сентября Юлия не покидала стен лечебного заведения. Раза два ее навещали дети, регулярно заходил Геннадий Егоров. Ее девизом стало: не драматизировать, не накручивать себя и ничего не усугублять! Лечение было мучительным, и Юлия утратила, как ей стало казаться, вкус к жизни. К выписке из больницы она сняла маленькую, только что отремонтированную квартирку со всей необходимой мебелью в привычном для себя районе – на другой стороне Кутузовского проспекта. Геннадий помог ей перевезти чемоданы и устроиться. Целый месяц Юлия выходила из дома только при необходимости – в продуктовый магазин или в клинику.
Окружающая жизнь – телефонные звонки матери, новости с экрана телевизора, редкие встречи со знакомыми на улице – не оставляла в ее сознании никакого следа. Она редко включала свой сотовый телефон, совсем не испытывая в нем нужды, и даже не замечала его вечного молчания, пока однажды не пришел встревоженный Геннадий и не напустился на нее с порога.
– Если ты не умеешь заряжать телефон, то не надо было его покупать! – горячился доктор Гена. – Слушай, всему есть предел! Всякому отчаянию, всякой депрессии. Нельзя же до такой степени распускать себя!
– Гена, прости меня. Я забыла, что его надо заряжать. У моего телефона энергетический кризис.
– Завтра среда, и ты, дорогая моя, пойдешь в Клуб. Уговаривать тебя мне некогда, хотя, я вижу, поработать с тобой придется. Ну, слушай и запоминай адрес...
Так Юлия впервые узнала о Клубе. И даже пошла туда по одной простой причине – ей не хотелось ссориться с доктором Геной.
После знакомства в клубе с Владимиром период затворничества в ее жизни закончился так же внезапно, как и начался. Он на удивление быстро стал для нее настоящим другом. У них было много общего, а главное – общая судьба, хотя, как они шутили, «это еще не повод для знакомства».
У Владимира был ровный характер, веселый нрав предприимчивого и находчивого человека. Его кипучая натура жаждала деятельности. И еще в нем было какое-то особое, мужественное жизнелюбие, которого Юлия давно уже не встречала среди людей, окружавших ее до болезни, в «прошлой» жизни. Он быстро научился профессионально писать проекты для общественных организаций, виртуозно находил людей, которые становились спонсорами этих проектов, все время что-то выдумывал, о ком-то заботился, был занят устройством дел массы людей. Юлия могла наблюдать эти его навыки и умения, потому что, по его просьбе, делала переводы текста многочисленных проектов, заявок, писем. И чем больше она его узнавала, тем больше проникалась симпатией к новому другу.
Для нее, наверное, прошло еще слишком мало времени, чтобы ее тоска и скорбь утихли, хотя чувствовала она себя после первого курса антивирусной терапии неплохо. Теперь она могла переносить небольшие нагрузки, даже подумывала подновить свои знания на каких-нибудь курсах и пойти наконец работать. Несложные обязанности вроде бухгалтерского учета в небольшой фирме она вполне могла уже выполнять. Итак, у нее начала появляться уверенность в том, что, если потребуется, она сможет заработать себе на жизнь. А этот момент неотвратимо приближался. Средства, которыми она располагала, уже заканчивались.
В декабре, с приближением Нового года, зарубежные благотворительные организации, в которых работали в основном французы и голландцы, начали проводить различные акции и приемы в честь своих коллег – работников таких же российских благотворительных фондов, и Владимир предложил Юлии посетить прием московского отделения фонда «Врачи без границ». Это была одна из самых богатых благотворительных организаций, работавших в Москве, и вечер обещал быть интересным.
На приеме Юлия была оживленна и очень привлекательна, она с удовольствием пользовалась случаем поболтать по-французски. Неожиданно открывшаяся возможность общения с людьми радовала ее. В тот вечер обсуждались проблемы распространения наркотиков в школах, в благополучных районах города, среди детей из хороших семей. Ситуация была общей для многих европейских стран. И Юлия азартно обсуждала с молодой учительницей из Прованса схожесть этого явления в России и во Франции.
После приема Владимир, как у них уже было заведено, проводил Юлию до ее дома, и она пригласила его зайти. Несмотря на то что они так интенсивно общались в последнее время, она продолжала держать дистанцию – не распространялась о своей прежней жизни и избегала приглашать его к себе. А в тот зимний вечер ей вдруг не захотелось оставаться одной. Это был первый визит Владимира в ее квартиру. Он осмотрелся, пробежал глазами по книгам в гостиной.
– Это не мои книги, это хозяйские, – прокричала Юлия из кухни, где она ставила чайник, – я снимаю эту квартиру.
– Выглядит она неплохо. Новенький ремонт, хорошая мебель...
– Да, хозяевам выгодно сдавать квартиру в таком состоянии, оплата выше. Да и мне приятно здесь жить.
Она вернулась к нему в комнату, и Владимир, присев с ней рядом на мягкий диван, осторожно взял ее руку в свои.
– Юля, ты потрясающая женщина. Я знаю тебя, как мне кажется, уже давно, а ты почти ничего не говоришь о своем прошлом. У тебя же была какая-то квартира, был дом – в той жизни, до заболевания? Почему ты сейчас снимаешь жилье?
– Да, дом был, недалеко отсюда. Я оставила квартиру мужу и детям.
– А как же дальше? Ты же не можешь снимать жилье всю жизнь?
– Не знаю. Пока могу, а дальше видно будет. Всегда ведь находятся какие-то варианты. Понимаешь, с мужем и детьми я бы не смогла жить – из-за страха заразить их, хотя умом понимаю, что это глупо. Думаю, это тревожит всех с нашим диагнозом.
