не разведены, я нисколечко не осуждаю маму. Бедненькая, как она, оказывается, настрадалась за эти годы! А мне и в голову не приходило, что мой отец мог быть так жесток. Со мной-то он всегда вел себя совершенно иначе!..
Может, и хорошо, что раньше я ничего не знала о том, насколько у них с мамой сложные отношения. Ведь долгое время я была «папиной дочкой», всегда и во всем с ним соглашалась и, конечно, приняла бы его сторону, если б мне вдруг пришлось выбирать. Представляю, сколько боли я бы добавила маме! Будто ей своих проблем мало. Нет, слава богу, что они сумели до поры до времени держать все в тайне. Теперь-то, после моего замужества, когда я каждый день получаю доказательства того, насколько отец ненавидит Владимира, все кардинально изменилось. В том числе и мое отношение к отцу. Ведь это кошмар какой-то! Иногда мне кажется, что он просто не в себе, что он лишился рассудка. Вместо того чтобы радоваться нашему счастью, устроил моему мужу самую настоящую травлю. Неизвестно, чего ожидать от него завтра… Так что дядюшка Макс совершенно прав: лучшее, что мы сейчас можем сделать, – это держаться от него подальше. Уехать из Лугано, хотя бы на некоторое время. Мы так и решили, поживем пока у мамы в Милане. Ради семейного счастья я готова даже ненадолго прервать учебу. В университете знают, что я уеду на несколько недель. А отцу мы решили ничего не говорить. Устроили вчетвером, с Владимиром, мамой и дядюшкой Максом, что-то вроде заговора против него…
Признаюсь, мне это очень тяжело. Мне не хватает
– Ну как же, мама? – удивилась я. – А «Сирень», которая висит у него в офисе над столом?
– Неужели это он сам рисовал? – удивилась мама. – Надо же, а я не знала… – И загрустила: – Теперь ведь и не смогу ее посмотреть повнимательнее… Не бываю я в его кабинете, и уже давно…
Мне тоже было грустно. Честное слово, очень жаль, что мама не рассмотрела картину.
…Отец часто говорил Анжеле, что любил ее всегда. Всегда-всегда.
– Ты полюбил меня, как только я родилась, да? – спрашивала дочь.
– Нет, раньше, – серьезно отвечал мужчина. – Ты еще только должна была родиться, а я уже любил тебя.
– Но откуда ты знал, что это буду именно я? – недоумевала Анжела. – Ведь у вас с мамой могла быть другая девочка или мальчик?
В ответ отец качал головой:
– Нет, такого быть не могло. Я всегда знал, что у меня будешь ты.
Он постоянно был рядом. Почти все первые воспоминания детства у Анжелы были связаны с ним. Например, как она, совсем маленькая, первый раз в жизни приходит с папой на озеро, он поднимает ее на плечи и показывает ей яхты. Или как они вместе оказываются в игрушечном магазине, папа садится перед ней на корточки и, улыбаясь, спрашивает: «Что желает моя принцесса?», а она, замирая от восторга, будучи не в силах вымолвить ни слова, только показывает пальцем на огромного бело-розового пушистого медведя. Или как кто-то, мама или няня, купает ее, еще даже не во взрослой ванне. Шампунь попал в глаза и щиплется, Анжела плачет, и тогда вбегает отец, хватает ее на руки, начинает успокаивать, а сам сердится: «Никому нельзя ни на минуту доверить ребенка, обязательно что-нибудь случится!»
Именно отец играл с ней, читал ей сказки, водил в цирк, в зоопарк, в кукольный театр. Он потакал ей во всем, заваливал подарками, исполнял все ее желания. Без него время текло мучительно долго и уныло. Пока он был на работе, Анжела изнывала от скуки, слонялась по дому и доводила взрослых постоянным нытьем: «А когда папа придет? А почему так долго?» Ни мама, ни няня, ни старые тетушки не умели надолго занять ее. Единственным, что действительно увлекало маленькую Анжелу, помимо общения с отцом, – были книги. Еще не умея читать, она уже полюбила листать страницы, рассматривая картинки, и при этом ей все было интересно – кто нарисован, что он делает, что у него в руках, а что рядом, и почему все это выглядит так, а не иначе. Анрэ, смеясь, сравнивал свою дочку с героиней сказки Шарля Перро «Подарки феи».
– Только у той девушки, когда она говорила, с губ все время сыпались цветы и драгоценные камни, а у тебя – вопросы «кто?», «что?» да «почему?», – шутил он.
Ей еще не было и четырех лет, когда он начал учить ее азбуке, и в результате к пяти годам Анжела уже бойко читала вслух, водя пальчиком по строкам. У нее было много красочных книг, и некоторые из них она знала наизусть.
Следуя учению Песталоцци и других педагогов, которые ему импонировали, Анрэ старался гармонично развивать свою дочь, следил, чтобы она много времени уделяла подвижным играм, и даже сделал для нее в саду целый спортивный мини-городок по собственному проекту. Три раза в неделю няня возила девочку в бассейн и два – на занятия танцами. К шести годам Анжела, ловкая, гибкая и грациозная от природы, неплохо плавала, умела ездить на лыжах и на коньках, разыгрывала несколько простых пьес на фортепьяно и танцевала ну совершенно как взрослая.
Огорчало отца, что у девочки не обнаружилось никаких способностей к рисованию. Как все детишки, она изводила килограммы бумаги, на которой малевала «ручки-ножки-огуречики», но дальше этого дело не шло. Как ни старался Анрэ преподать своей дочурке хотя бы основы художественного ремесла, все было впустую. При этом, однако, никак нельзя было сказать, что ребенок равнодушен к прекрасному. Анжела с огромным удовольствием рассматривала многочисленные художественные альбомы, которые хранились в их домашней библиотеке, и обожала ходить с отцом в городские музеи. Однако интересовали ее не тени и полутени, не краски и техника, а содержание картин. Пейзажи и натюрморты Анжела не любила, зато портреты и жанровые сцены могли увлечь ее надолго. Ей нравилось вглядываться в лица, в позы и пытаться угадать, что за люди изображены на картинах и что именно там происходит. Благодаря какому-то особенному чутью она улавливала такие нюансы, которых не замечали многие взрослые. И то, что девочка часто еще толком не умела объяснить своих чувств, лишь придавало очарования ее высказываниям. Анрэ необычайно гордился этой способностью своей дочки.
– Вот, погляди, – говорил он, демонстрируя репродукцию «Джоконды» Леонардо да Винчи, – что ты думаешь про эту женщину?
Анжела внимательно вглядывалась в картину.
– Она очень несчастная, – заявляла она наконец.
– А почему ты так решила?
– Не знаю… Она улыбается, а ей совсем не весело. Будто кто-то заставляет ее делать вид, что все хорошо, а на самом деле ей грустно.
Анрэ был в восторге. Уже с самых ранних лет дочка стала самым лучшим, самым тонко чувствующим и понимающим зрителем его собственных картин. Больше всего ей нравилась «Дорога в неизвестность» – голая скучная равнина, вдалеке виднеется паровоз. Он такой маленький на большой картине, почти точка, но если хорошенько приглядеться, то можно увидеть человека, выглядывающего из окна.
– Ты слышишь стук колес, паровозный гудок? – спрашивал отец. – Чувствуешь, как тянет дымом из трубы?
И она действительно слышала и стук, и гудок, и даже улавливала запах дыма. Но больше всего ей хотелось узнать как можно больше про человека.
– А куда он едет, папа? – спрашивала Анжела.
– Очень далеко, – отвечал отец почему-то с грустью.
– В Женеву, да?
– Еще дальше.
– В Италию?
– В Россию.
– А что такое Россия?
– Это такая далекая страна.
– А там хорошо?
– Не знаю, я там никогда не был.
