получить за поставленный товар на сумму в триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов.
Пианино, за которым я скрючился, покачнулось и загудело, как динамо-машина, должно быть, пожилая родственница фыркнула на него.
— Милосердный Боже! Что юный Берти делает с вашим товаром, винные ванны принимает? Триста четыре фунта пятнадцать шиллингов и восемнадцать пенсов! И другим, должно быть, задолжал не меньше. Весь в долгу, как в шелку, да еще вдобавок, я слышала, собирается жениться на толстухе из цирка.
— На исполнительнице роли Царицы Фей в пантомимах, мэм.
— Еще того хуже. Блэр Эглстоун говорит, что она вылитый гиппопотам.
Мне было не видно, конечно, но я наглядно представил себе, как Джас Уотербери, услыша такое описание обожаемой племянницы, гордо выпрямился во весь рост и произнес холодно и надменно:
— Это вы так-то говорите про мою Трикси, а он с ней сочетается законным браком или же пойдет под суд за нарушение брачного обещания.
Опять же не могу ручаться, не видев своими глазами, но, по-моему, тетя Далия тут тоже выпрямилась во весь рост.
— Отлично. Но чтобы вчинить этот иск, ей придется отправиться в Канаду, — грозно прорычала она, — потому что Берти Вустер туда отплывает следующим же пароходным рейсом, и там у него не будет средств, чтобы транжирить на суды. Того, что я ему назначу, только-только хватит на прокорм. Мясной обед раз в три дня, это в лучшем случае. Вы посоветуйте этой вашей Трикси, чтобы забыла думать про Берти и обкрутила вместо него Царя Демонов.
Опыт подсказывает мне, что за исключением вопросов жизни и смерти, вроде того чтобы выступить Санта-Клаусом у нее на детском празднике, противостоять тете Далии физически невозможно, и Джас Уотербери, видимо, тоже это понял, так как еще через мгновение я услышал стук захлопнувшейся двери. Он исчез, даже не пискнув.
— Уф-ф, ну вот, — сказала тетя Далия. — Эмоциональные сцены страшно выматывают, Дживс. Вы не дадите мне глоток чего-нибудь подкрепляющего?
— Разумеется, мэм.
— Ну, как я вам показалась? Ничего?
— Вы были великолепны, мэм.
— Кажется, я была в голосе.
— Звучность превосходная, мэм.
— Приятно сознавать, что наши усилия увенчались успехом. Берти сможет вздохнуть с облегчением. Когда вы его ожидаете домой?
— Мистер Вустер дома, мэм. Не решаясь встретиться с мистером Уотербери лицом к лицу, он предусмотрительно спрятался. Вы найдете его, заглянув за пианино.
Но я к этому времени уже сам вылез и первым делом выразил им обоим мою глубокую благодарность. Дживс принял ее с любезностью. А тетя Далия в очередной раз фыркнула. После чего сказала:
— Конечно, из спасиба шубы не сошьешь. Я бы предпочла меньше слов и больше дела. Если ты в самом деле испытываешь чувство благодарности, сыграй Санта-Клауса у меня на Рождественском празднике.
Она была по-своему права. Что против этого скажешь? Я сжал кулаки. Выпятил подбородок. И принял знаменательное решение:
— Хорошо, единокровная старушка.
— Ты согласен?
— Согласен.
— Вот молодец! Чего там бояться? В крайнем случае ребятишки перемажут твои ватные усы шоколадным кремом, только и всего.
— Шоколадным кремом? — переспросил я, и голос мой задрожал.
— Или клубничным вареньем. Таков обычай. И кстати, не обращай внимания на слухи, которые могли до тебя дойти, что будто бы в прошлом году они подпалили бороду нашему священнику. Это была чистейшая случайность.
Я уже было снова начал изображать трепещущую осину, но тут в разговор вмешался Дживс:
— Прошу прощения, мэм.
— Да, Дживс?
— Если мне позволительно внести предложение, я бы сказал, что артист более опытный справился бы с этой ролью успешнее, чем мистер Вустер.
— Вы что, вызываетесь добровольцем?
— Нет, мэм. Артист, которого я имел в виду, — это сэр Родерик Глоссоп. У сэра Родерика более внушительная наружность и голос гуще, чем у мистера Вустера. Если он своим басом произнесет: «Хо-хо- хо-хо!» — это произведет сильнейший драматический эффект, и я не сомневаюсь, что вам он в просьбе не откажет.
— Тем более, — включился и я, — что он имеет обыкновение зачернять себе лицо жженой пробкой.
— Совершенно верно, сэр. Он будет рад нарумянить щеки и нос — для разнообразия.
Тетя Далия задумалась.
— Пожалуй, вы правы, Дживс, — проговорила она наконец. — Жаль, конечно, детишек, они лишатся самой веселой потехи, но пусть знают, что жизнь состоит не из одних удовольствий. Спасибо, я наверно не буду это пить, еще слишком рано.
Тетя нас покинула, и я, глубоко растроганный, взглянул в глаза Дживсу. Он избавил меня от опасности, от одной мысли о которой у меня мурашки бежали по спине, я ведь ни на минуту не поверил тетиному утверждению, что будто бы борода у священника загорелась по чистой случайности. Юное поколение, наверное, многие ночи напролет замышляло этот террористический акт.
— Дживс, — сказал я, — вы что-то такое говорили давеча насчет поездки на Флориду после Рождества.
— Это было всего лишь предположение, сэр.
— Вы хотите поймать на удочку тарпонга, не так ли?
— Не скрою, это мое горячее желание, сэр.
Я вздохнул. И не столько потому, что мне жалко было рыбу, быть может, добрую мать и жену, которую хотят подцепить на крючок и вырвать из круга близких и любимых. Меня лично без ножа резало сознание, что я пропущу в клубе «Трутни» турнир по метанию летучих стрел, где мне светило стать победителем. Но — ничего не поделаешь. Я подавил сожаления.
— Тогда отправляйтесь за билетами.
— Очень хорошо, сэр.
А я прибавил торжественным тоном:
— И да поможет небо той рыбе, Дживс, которая вздумает потягаться хитростью с вами. Ее усилия останутся тщетны.
Примечания
1
