фыркающий на него из-за этого супового сита (так грубо сенатор обзывал аккуратнейшее из аккуратных украшений), Блэр сбрил в конце концов лелеемое сокровище. Утрата причиняла ему великие душевные муки, но его невесту, судя по всему, позабавила.
— О, Блэр! — воскликнула Джейн. — Без усиков ты такой уморительный!
Восклицая так, она подсознательно понимала, что дело обстоит еще хуже. Мир полон мужчин, которым усов сбривать нельзя, и Блэр Эгглстон принадлежал к их числу. Явив лицо открытым, он показал упомянутому миру, что у него не очень красивый, скажем так, брюзгливый рот. Из тех самых ртов, что рождают сомнения у девушек.
Блэр окаменел. Ему в последние дни доставалось и без таких подшучиваний.
— Рад, что посмешил тебя.
— Да я же пошутила!
— Понятно.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Меня еще никогда не обвиняли, — веско проговорил Блэр, — в отсутствии чувства юмора…
— Ой, ладно! Так, с языка сорвалось. Ну, пошутила. Ради Бога, давай не ссориться!
— У меня и нет такого желания…
— У меня — тоже. Так что все прекрасно.
Повисла пауза. И тут внезапно Блэру открылось, что без всякого желания с его стороны главный предмет дискуссии ловко увели в сторону.
— Однако я решительно возражаю против подобных поцелуев.
— Да что же я-то могу поделать?
— Никакой необходимости в них нет.
— Да? Видел бы ты сам. В первый раз папа чуть не ударил Пэки каким-нибудь тупым орудием, если б тот заартачился, не захотел целовать.
— Для тебя он уже и Пэки?
— О, Блэр!
Лидера новых романистов не могли укротить какие-то женские восклицания. Он немножко раздулся и помахал щеткой с холодным достоинством.
— Не думаю, что про меня можно сказать, будто я чрезмерно требователен, когда жалуюсь на… э… на то, что происходит. Но на одном я настаиваю — встречайся с этим Франклином как можно реже. Лично я не могу понять, что он тут вообще толчется.
— Он приехал помочь мне.
— С какой стати?
— Чувствует, наверное, что я нуждаюсь в помощи.
— Странный альтруизм со стороны человека, в сущности, совершенно незнакомого.
Легкий румянец слабым заревом первой летней зорьки окрасил щеки Джейн Опэл.
— Не обязательно намекать, будто…
— Я ни на что и не намекаю.
— Не намекаешь? Да ты каждым словом намекаешь! — жарко возмутилась Джейн, не любившая обиняков. — Совсем как эти идиоты из твоих книг!
— Очень жаль, что тебе кажется, будто персонажам моих книг недостает интеллекта.
— В общем, ты глубоко ошибаешься. Я для Пэки ничего не значу… — ой, ладно, ладно, — для мистера Франклина! Неужели ты сам не понимаешь, что он из тех мужчин, которые ввязываются в чужие дела просто так, забавы ради? Вдобавок, он помолвлен. Ты же сам слышал, как он говорил нам.
Факт этот начисто вылетел из головы Блэра, и он подрас-терялся, признавая, что тот ослабляет его позиции.
— Сам видишь! Теперь, надеюсь, ты понял, что глупо ревновать?
Так далеко Блэр зайти не мог.
— Если я и позволил себе излишнюю…
— И вообще, я думала, ты мне доверяешь! Я вот тебе доверяю.
— В каком смысле?
— Позволяю тебе ухаживать за этой Мэдвей.
Срочная необходимость выступить с упреками на минутку отвлекла Блэра от возложенной на него миссии.
— А кстати,
— Очень просто. Мы подозреваем, что она — переодетая сыщица. Мистер Франклин сказал, единственный способ узнать наверняка — поухаживать за ней и завоевать ее доверие.
— Пусть бы сам и ухаживал.
— Поручить задание тебе — папина идея.
Блэр поперхнулся. У него было свое мнение о сенаторе Опэле, и он бы с превеликим наслаждением детально и подробно изложил его.
— Ну так вот, я отказываюсь!
— Что ты! Ты должен! Обязан!
— А я категорически против.
— Блэр, ты
Ответ Блэра на этот выпад останется навеки неизвестным. Возможно, он был бы преисполнен возвышенного укора, но возможность эта канет в вечность среди прочих прекрасных вещей, о которых мы не написали, потому что в этот момент Джейн сказала слова, которые разом стерли все возражения с его губ.
— Значит, передать папе, что ты отказываешься?
На лице Блэра снова проступила зеленоватая тень. Какие бы чувства не испытывала к сенатору длинная череда его камердинеров, ни один не относился к нему как к человеку, чьими желаниями можно беспечно пренебречь. Блэр, последний в этой череде, скорее отказал бы атакующему носорогу.
— Ладно, — выговорил он. — Так и быть.
— Вот это правильно!
— Но позволь сказать тебе, иногда я гадаю, во что же это я впутался. Иногда я спрашиваю себя…
Времени открыть, о чем он себя спрашивает, ему не хватило: на террасу торопливо ворвался Пэки, явно веселясь от всей души.
— Ох, и намучился я с этим чокнутым… о, прошу прощения, я имел в виду, с вашим достопочтенным папой. Он выдвинул три разных плана, один безумнее другого. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить его — все практические действия надо предоставить мне.
Блэр хрипло полаял.
— С чего вдруг такой сардонический смех? — удивился Пэки.
— Поправьте меня, если ошибаюсь, но мне кажется, что я — хотя я такое ничтожество, бесполезнее головной боли, — но мне тоже перепала некоторая доля практических, как вы называете, действий.
— Что? — вытаращился Пэки. — Держать Мэдвей за ручку? Это, по-вашему, действия? Детские забавы! Между прочим, очень приятные. Вдобавок, такой опыт очень пригодится вам в вашем бизнесе. Не удивлюсь, если вы выудите от нее сюжетик для нового романа.
— У Блэра нет сюжетов.
— Хм, вот как? А почему?
— Он считает, что сюжет — это слишком примитивно.
— Надо как-нибудь почитать. Но не сейчас, конечно. Потом, на досуге.
— Критики пишут, что его романам присуще новое бесстрашие.
— Это уже кое-что!
Литературную дискуссию оборвал внезапный уход обсуждаемого автора. Темнее тучи Блэр затопал к дому. Пэки проводил его тревожным взглядом.