этой свадьбе!» — и была права. В тот самый момент, когда Портер входил в церковь, его арестовали по обвинению в многоженстве!
— Я не женат! — вскрикнул Джордж.
— Это вы так говорите.
— Уверяю вас! Когда дело касается женщин, я одну от другой не отличаю.
— Именно так говорил и Портер, когда его спросили, почему он женился на шести разных девушках.
— Ну что же, — взглянул на часы Хамилтон, — теперь, когда все благополучно улажено…
— Вы так думаете? — не утерпела миссис Уоддингтон.
— …когда все благополучно улажено, — повторил Хамилтон, — я оставляю вас. Мне еще надо зайти домой и переодеться. Надо сегодня вечером выступить на обеде Литературного общества.
Тишину, воцарившуюся после его ухода, нарушил Сигсби.
— Молли, дорогая моя, — начал он, — насчет этого ожерелья… Теперь, когда выяснилось, что твой Уинч очень богат, ты ведь не захочешь продавать его?
Молли чуть сдвинула бровки.
— Нет, наверное, все-таки продам. Мне оно никогда особенно не нравилось. Слишком уж роскошное. Продам и накуплю подарков для Джорджа. Бриллиантовых булавок для галстука… или часы… или машину. В общем, что-нибудь. И каждый раз, взглянув на них, мы будем, дорогой папочка, вспоминать тебя.
— Спасибо, — хрипло просипел Уоддингтон. — Спасибо.
— Редко, — заметила миссис Уоддингтон, выходя из комы, в которую было погрузилась, — редко меня одолевало такое сильное предчувствие.
— О, мама! — воскликнул Джордж.
Хамилтон, беря шляпу в холле, почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Опустив глаза, он увидел Сигсби.
— Ух, ух! — приглушенно стонал Сигсби. — Э… А…
— Что-то случилось?
— Да уж, можете спокойно прозакладывать свои роговые очки! — жарко прошептал Сигсби. — Нам нужно поговорить. Мне нужен совет!
— Я тороплюсь.
— Сколько у вас времени осталось до этого обеда?
— Обед, о котором вы говорите, начинается в восемь часов. Поеду я туда на машине, из дома выйду в двадцать минут восьмого.
— Ага, значит, сегодня нам никак не встретиться… Тэк, тэк-с! А завтра вы дома будете?
— Да.
— Договорились! — воскликнул Сигсби.
ГЛАВА VI
— Тэк, тэк-с! — воскликнул Сигсби.
— Продолжайте, — сказал Хамилтон.
— Тэк, тэк-с!
— Я вас слушаю.
— Тэк, тэк-с! — не унимался Сигсби.
Хамилтон нетерпеливо покосился на часы. Даже на обычном уровне слабоумия Сигсби иной раз терзал его критический ум, а сейчас тот вроде бы достиг невиданных глубин.
— Я могу уделить вам семь минут, — сказал Хамилтон, — после чего буду вынужден уйти. Я выступаю у Молодых Американских Писательниц. Вы пришли ко мне, чтобы что-то сообщить. Пожалуйста, приступайте.
— Тэк, тэк-с!
Хамилтон сурово поджал губы. Даже от попугаев он слышал монологи поумнее. На него напало странное желание — огреть этого человека обрезком свинцовой трубы.
— Тэк, тэк-с! Вляпался я по самую маковку.
— То есть попали в неловкое положение?
— Именно.
— Изложите суть дела. — Хамилтон снова взглянул на часы. Быстро и нервно Уоддингтон покосился через плечо.
— Дела? Хорошо. Вы слышали, Молли вчера сказала, что хочет продать жемчужное ожерелье?
— Да, слышал.
— Так вот. — Уоддингтон понизил голос и вновь опасливо оглянулся. — Это не жемчуг.
— А что же это?
— Фальшивка!
— То есть, — поморщился Хамилтон, — имитация?
— Она самая. Что мне теперь делать?
— Все проще простого. Возбудите иск против ювелира, который продал вам жемчуг за подлинный.
— Когда он продавал, жемчуг и был подлинный! Никак вы не поймете!
— Да, я не понимаю Сигсби облизал губы.
— Слыхали о кинокомпании «Самые лучшие фильмы»? В Голливуде, штат Калифорния?
— Будьте любезны, не отклоняйтесь. Мое время ограниченно.
— Но в том-то и суть! Некоторое время назад один тип сказал мне, что компания эта станет — ого- го!
— Какой она станет?
— Ого-го. Он уверял, что она разрастется, и посоветовал, пока не поздно, воткнуться туда. Такой шанс, говорит, выпадает раз в жизни.
— Ну и что?
— Ну и… Денег-то у меня не было, а шанса упускать не хотелось. Я, значит, сел и принялся думать. Думал я, думал, и вдруг будто кто шепнул мне: «А что? У тебя есть жемчужное ожерелье. Вот оно, бери. Лежит себе, кушать не просит». Мне и деньги-то требовались всего на несколько недель, пока компания не станет приносить прибыль… В общем, взял я ожерелье, вставил туда фальшивые камни, настоящие продал и купил акции. И вот он я, весь в сливках-наливках.
— В чем, простите?
— В сливках-наливках. Так мне показалось.
— А почему вы переменили мнение?
— Понимаете, встретил я тут человечка одного на днях, и он сказал, акции эти гроша ломаного не стоят. Вот они, у меня, с собой. Взгляните.
Хамилтон с отвращением перебрал бумаги.
— Человек этот был прав, — изрек он. — Когда вы впервые упомянули эту компанию, она показалась мне знакомой. Теперь я вспомнил, почему. Генриетта Бинг Мастерсон, президент Литературного общества, говорила про нее вчера. Она тоже купила эти акции и очень сокрушалась. Самое большое, на что они тянут, — десять долларов.
— Да я отдал за них пятьдесят тысяч!
— Значит, ваши бухгалтерские книги покажут убыток в сорок девять тысяч девятьсот девяносто долларов. Сочувствую.
— Что же мне делать?
— Спишите убыток как расходы на приобретение опыта.
— Черт раздери! Как же вы не понимаете! Что будет, когда Молли попытается продать это
