ожерелье?
Хамилтон покачал головой. Большинство бытовых проблем он щелкал как орешки, но эта, честно признаться, была ему не по зубам.
— Жена меня убьет.
— Очень сочувствую.
— Я думал, вы что-нибудь присоветуете!
— Боюсь, ничего не могу придумать. Разве что выкрасть ожерелье да швырнуть в Гудзон.
— А такой умный человек! — укоризненно сказал Уод-дингтон.
— Из такого тупика человеческий мозг выхода найти не может. Остается выжидать, как станут развиваться события, и довериться времени, великому целителю.
— Да, помощи от вас…
Хамилтон пожал плечами. Сигсби X. Уоддингтон злобно рассматривал акции.
— Если бумаги ничего не стоят, зачем понаставили все эти знаки на обороте? Дурачат людей! А печати! Взгляните только на печати! И все эти подписи!
— Сочувствую, — повторил Хамилтон и, подойдя к окну, вдохнул летний воздух. — Какой славный денек!
— Да уж, славный! — буркнул Уоддингтон.
— Вам, случайно, не знакома некая мадам Юлали? Она хиромантка, — мечтательно поинтересовался Хамилтон.
— Какие еще хироманты! Что мне с акциями делать?
— Я уже сказал, ничего тут не поделаешь. Разве только выкрасть ожерелье.
— Должен же быть выход! Как бы вы поступили на моем месте?
— Сбежал бы в Европу.
— Какая Европа? У меня даже на билет денег нет.
— Так застрелитесь… бросьтесь под поезд… Ну что угодно, — нетерпеливо бросил Хамилтон. — А мне пора. До свидания.
— Что ж, до свидания. Огромное спасибо за помощь.
— Пожалуйста. Не за что. Всегда рад помочь.
И, кинув последний взгляд на фото, стоявшее на каминной полке, Хамилтон ушел. До Уоддингтона донеслась старинная французская песенка — Хамилтон ждал лифта, — и мелодия только усилила его мрачное настроение.
— Индюк надутый! — угрюмо проворчал страдалец. Свалившись в кресло, он отдался печальным раздумьям.
Некоторое время он думал о том, до чего же противный тип этот Хамилтон Бимиш. Расхаживает себе с умным видом, а стоит обратиться к нему с детской проблемкой, которую полагалось бы раскусить за пять минут, выложив с десяток решений на выбор, так он, видите ли, сочувствует да советует застрелиться или броситься под поезд. Старайся ни старайся, но как сохранить оптимизм в мире, где обретают такие вот Бимиши?
— А это его идиотское предложение — выкрасть ожерелье?! Как это, интересно…
Сигсби вдруг подобрался. В глазах у него загорелся живой блеск. Он фыркнул. А такое ли оно идиотское?
Сигсби бросил взгляд в будущее. Фальшивые жемчуга лежат в банковском сейфе. Но если Молли и вправду выйдет замуж за молодого Пинча, их, конечно, заберут оттуда и выставят на обозрение среди других свадебных подарков. Так что очень скоро, как говорится, наступит лучшая пора, когда человек решительный, с проворными пальцами, смог бы…
Он опять обмяк, глаза у него потускнели. Философы уверяют нас, что ни один человек по-настоящему не познал себя; но Сигсби познал себя достаточно, чтобы понять, что у него и в помине нет хладнокровия, необходимого для такого поступка. Кража ожерелий — не для любителя. Заняться кражами в зрелом возрасте, без предварительной тренировки — немыслимо. Чтобы добиться успеха, нужно готовиться тщательно, упорно, с раннего детства. Начать с бутылок молока или чемоданов на вокзале и потихоньку прокладывать путь к вершинам. Короче, для столь тонкой операции требуется зрелый профессионал. И тут, с горечью понял Сигсби, встает проблема, крайне осложняющая жизнь, прямо скажем — трагическая: как раздобыть специалиста, когда он вам позарез нужен? Все эти книжки, вроде справочника по профессиям, не включают самых важных специалистов, которые помогают в кризисных ситуациях. Там есть нарезчики стекол — кому они нужны, даже если их и отыщешь? Есть производители пивных дрожжей или лоскутных одеял, а человеку позарез требуется производитель отмычек и специалист по краже фальшивых жемчугов!
Уоддингтон застонал в полнейшем отчаянии. Да, странно устроена жизнь! Изо дня в день газеты вопят о преступности; изо дня в день тысячи удачливых мошенников удирают на машинах с тюками награбленного. И вот на тебе! Ему позарез нужен один-разъединственный преступник, а он знать не знает, где же его отыскать.
В дверь несмело постучали.
— Войдите! — раздраженно крикнул Уоддингтон.
И, подняв глаза, увидел долговязого полисмена, топчущегося на пороге.
— Извините, сэр, если побеспокоил, — полисмен попятился. — Я к мистеру Бимишу зашел. Конечно, надо было сначала договориться…
— Эй! Эй! Куда же вы?
Полисмен нерешительно застрял у дверей.
— Так если мистера Бимиша нет…
— Проходите, поболтаем. Присаживайтесь, дайте роздых ногам. Разрешите представиться. Уоддингтон.
— А я — Гарроуэй, — любезно ответил офицер.
— Приятно познакомиться.
— И я, сэр, очень рад.
— Сигару не хотите?
— Спасибо, с удовольствием.
— Интересно, где же он их держит? — Поднялся, осматривая комнату, Сигсби. — А, вот они. Спичку?
— Благодарю. Спички у меня есть.
— Отлично.
Сигсби Уоддингтон снова уселся и ласково оглядел нового знакомца. Всего секунду назад он скорбел о том, что не ведает, где ему раздобыть мошенника; и что же? Посланцем небес явился, можно сказать, ходячий справочник по этой части.
— Люблю полисменов, — дружелюбно заметил Уоддингтон.
— Очень приятно слышать, сэр.
— И всегда любил. Что доказывает, какой я честный, ха-ха! Будь я мошенником, напугался бы, наверное, до смерти. Не стал бы сидеть да разговаривать с вами. — Уоддингтон пыхнул сигарой. — Наверное, много преступников встречаете? Э?
— К несчастью, да, — вздохнув, согласился Гарроуэй. — Буквально на каждом шагу. Только вчера вечером, сижу себе, подыскиваю важное прилагательное, а меня срочно вызывают — надо арестовать какую-то сомнительную личность, изготавливающую самогон. Она, то есть он ударил меня по подбородку, и все мое вдохновение улетучилось.
— Да, плачевный случай, — посочувствовал Уоддингтон. — Но я-то говорю о настоящих преступниках, которые пробираются в дома и крадут жемчужные ожерелья. Таких вам доводилось встречать?
— Сколько хочешь! Выполняя свой долг, полисмен вынужден, помимо собственной воли, якшаться с сомнительными личностями. Может, моя профессия оказала влияние, но у меня острая неприязнь к ворам.