художников, натурщиц и всяких этих…
Муллет подобрался.
— Твои подозрения, Фанни, больно ранят меня. Если дашь себе труд выйти на крышу и заглянуть в окошко гостиной, сама его увидишь. Он дожидается, чтобы я принес ему выпить. Я отсутствовал так долго, потому что ему потребовалось десять минут, чтобы спросить, как меня зовут. Первые десять минут он сидел и что-то лопотал.
— Ладно, веди на крышу.
— Ну, видишь! — минуту спустя воскликнул Муллет. — Веришь мне теперь?
Через балконные двери гостиной был виден человек, вне всяких сомнений, в точности такой, как описывал Муллет. Фанни мгновенно раскаялась.
— Значит, я обидела своего бедненького маленького Фредди?
— Да. И очень.
— Ну прости! Вот!
И она его поцеловала, а он тут же растаял.
— Теперь я должен вернуться и принести ему выпить.
— А мне пора бежать.
— Ой, нет! Погоди! — взмолился Муллет.
— Нет-нет! Пора! Мне еще заглянуть в пару магазинов…
— Фанни!
— Надо же девушке обзаводиться приданым!
— Только, пожалуйста, — тревожно вздохнул Муллет, — будь поосторожнее, лапочка!
Муллет ушел, а Фанни, послав ему воздушный поцелуй изящными пальчиками, вышла на лестницу.
Минут через пять, когда Муллет сидел на кухне, погруженный в золотые мечтания, а Сигсби X. Уоддингтон потягивал виски с содовой, неожиданный дробный перестук по стеклу двери заставил гостя конвульсивно вздрогнуть, и большая часть виски выплеснулась ему на жилет.
Сигсби вскинул глаза. У балконной двери стояла девушка и, судя по жестам, просила впустить ее в гостиную.
Однако дверь он открыл не сразу. Существуют, несомненно, женатые мужчины более низменного сорта, которые только порадовались бы встрече с хорошенькой девушкой, подающей знаки через окно. Но Сигсби был не из них. По натуре и воспитанию он был человеком осмотрительным; а потому какое-то время просто стоял и таращился на Фанни. Только когда взгляд ее стал совсем уж властным и практически загипнотизировал его, он заставил себя отодвинуть щеколду.
— Давно пора! — досадливо бросила Фанни, бесшумно проникая в комнату.
— Что вам нужно?
— С вами потолковать. Что это такое я слыхала, будто вы просите людей совершить преступление?
Совесть Сигсби металась сейчас в такой лихорадке, что слова гостьи оглушили его, будто взрыв динамита. Его бурному воображению тотчас представилось, что девушка, столь близко знакомая с его личными делами, агент секретной службы, а те, как известно, из кожи вон лезут, чтобы омрачить жизнь преступникам-любителям.
— Не понимаю, — хрипло выговорил он.
— Ну прямо! — нетерпеливо бросила Фанни. Девушкой она была деловой и терпеть не могла всяческой канители. — Мне Фредерик Муллет все рассказал. Вам требуется сделать для вас работенку, а он отказался. Что ж, вот вам заместитель. Это я. Если дельце по моей части, я готова!
Уоддингтон все еще опасливо таращился на незнакомку. Теперь он решил, что она расставляет ловушку, чтобы выудить у него признание, а потому не издавал ни звука, только трудно и хрипло дышал.
Однако Фанни, девушка ранимая, истолковала его молчание неправильно. Ей показалось, что он не верит в способности женщин.
— Если это может проделать Фредди, могу и я! — сказала она, и Уоддингтону показалось, что она как-то качнулась, словно марево перед глазами. — Вот, смотрите!
Фанни подняла тонкими пальчиками часы и цепочку.
— Что это? — выдохнул Сигсби.
— А на что похоже?
Уоддингтон прекрасно видел, на что, и ошалело ощупал свой жилет.
— А я не заметил, как вы их вытащили!
— Никто никогда не замечает, как я вытаскиваю! — горделиво ответила Фанни, и то была истинная правда. — А теперь, когда вы видели мою работу, вы мне поверите. Что сумеет Фредди, сумею и я!
Прохладная, целительная волна облегчения накатила на измученную душу Сигсби X. Уоддингтона. Он понял, что ошибался в посетительнице. Вовсе не детективом она оказалась, а блестящим специалистом, до того ловко вытаскивающим всякую всячину из чужих карманов, что никто и не замечает. Как раз такая девушка ему и требовалась.
— Конечно, сможете! Конечно! Не сомневаюсь, что сможете! — жарко воскликнул он.
— Так что за работа?
— Я хочу, чтобы вы стащили для меня жемчужное ожерелье.
— А где оно?
— В сейфе, в банке.
На живом личике Фанни отразились разочарование и досада.
— Эх, что толку и обсуждать? Я по сейфам не работаю. Я девушка тонкая, благовоспитанная и в жизни не держала в руках оксиацетиленовой паяльной трубки.
— Нет, вы не поняли! — заторопился Уоддингтон. — Когда я говорю, что ожерелье в банке, я имею в виду —
— А-а, вот теперь похоже на дело!
— Конечно, имен упоминать я не могу…
— Да мне и ни к чему.
— Просто скажу, что «А», то есть владелица ожерелья, вскоре выходит замуж за «Б».
— Про это я и сама догадалась. Могу добавить, заполняя пробелы, — они любят друг друга.
— У меня есть основания предполагать, что венчание состоится в Хэмстеде, на Лонг-Айленде, где у мачехи (назовем ее «В») имеется летний домик.
— А почему не в Нью-Йорке?
— Потому что, — не стал скрывать Уоддингтон, — я высказал желание, чтобы венчание состоялось в Нью-Йорке.
— А вы тут при чем?
— А я — «Г». Муж этой «В».
— Ага. Тот субъект, который заполняет резервуар водой за шесть часов пятнадцать минут, тогда как «В» заполняет другой за пять часов сорок пять минут? Приятно познакомиться.
— А теперь я и сам — целиком за венчание в Хэмстеде. В Нью-Йорке труднее ввести вас в дом. А в Хэмстеде высокие стеклянные двери столовой, где выставят на обозрение подарки, выходят прямо на лужайку. Вы сможете спрятаться в саду, карауля удобный момент.
— Проще пареной репы!
— Вот и я так подумал. А значит, сегодня вечером изо всех сил примусь настаивать, чтобы венчание состоялось в Нью-Йорке, и уж тогда оно точно будет в Хэмстеде.
— Как забавно!.. — задумчиво оглядела его Фанни. — Если вы — «Г» и муж «В», а «В» — мачеха, так вы, стало быть, отец «А». Зачем же вам тогда понадобилось воровать ожерелье у дочери?
— Ну-ну-ну! — пылко завел Уоддингтон. — Дельце это деликатное, и прежде всего вам надо усвоить —
