его черным лицом своего бизнеса. Он должен был демонстрировать, что в Coca-Cola есть чернокожие руководители, и его должность называлась впечатляюще, однако он не имел ни реальных полномочий, ни подчиненных. Я подумал, что он способен на большее, и нанял его как менеджера по продажам в Соуэто.
Для Эрнеста это было непростое дело. Работая пиар-менеджером, он обедал в лучших ресторанах Йоханнесбурга, встречался с топ-менеджерами Coca-Cola и другими гостями из Атланты. Должность менеджера по продажам означала реальную работу. Поначалу он отклонил мое предложение, и я сказал ему: «Эрнест, тебя используют. Ты хочешь быть черным лицом белого человека или хочешь сделать настоящую карьеру? Если ты не возьмешься за это и не приобретешь опыт сейчас, ты никогда не сможешь дослужиться до руководящей должности». Обсудив все со своей женой, он взялся за работу. К сожалению, после моего отъезда из ЮАР генеральным менеджером стал руководитель старой закалки. Они не поладили, и Эрнест отправился управлять бизнесом Pepsi в Уганде. Там он получил реальный управленческий опыт, сделавший его гораздо более ценным работником отрасли напитков.
В ЮАР я впервые в жизни столкнулся с государственным регулированием цен и воочию наблюдал отстраненные эффекты вмешательства в рыночные отношения.
Правительство ЮАР ввело контроль над ценами, чтобы сдерживать инфляцию. Но ключевая компонента эффективного регулирования цен — это сохранение здоровой конкуренции на рынке. Чтобы поднять цены, компания должна была сначала представить свой бухгалтерский баланс властям. Coca-Cola не выступала в поддержку этой системы, но как ни странно, мы извлекли из нее колоссальную выгоду.
На рынке прохладительных напитков работало множество мелких компаний, каждая из которых имела свою крошечную долю рынка. Одна называлась Goldberg & Zefert, и ей принадлежала франшиза на выпуск 7UP в ЮАР. У нее была стратегия: продавать свои напитки на 15% дешевле, чем Coca-Cola, что давало очень низкую маржу. В результате Goldberg & Zefert всегда одной из первых отправлялась к чиновникам, чтобы получить разрешение поднять цены.
А вот Coca-cola имела вполне приличную маржу, и каждый раз, когда правительство разрешало поднимать цены, оно еще больше увеличивало нашу прибыль. Если же правительство запрещало рост цен, то мелкие операторы вроде Goldberg & Zefert могли даже уйти с рынка.
Перед бюрократом стоял выбор: или вывести из бизнеса мелкого игрока, или разрешить увеличение цен и тем самым укрепить прибыльность крупнейшего игрока. Это была интересная дилемма, и она показывает, что происходит, когда в естественный рыночный порядок вмешивается государство. А в конечном счете большинству потребителей в ЮАР прохладительные напитки обходились дороже. Вот почему, на мой взгляд, государственное регулирование цен редко приносит пользу.
С самого первого дня в Йоханнесбурге я чувствовал, что нынешняя должность — переходная и что если все пойдет хорошо, то моя карьера может продолжиться на мировой арене. В чем и убедился через год, когда мне позвонил Ян Уилсон, теперь работавший в Атланте и управлявший бизнесом Coca-Cola в Азии. Уилсон стал практически идеальным сотрудником Coca-Cola. Он охотился с патриархом компании Робертом Вудраффом на его плантации «Айчевей» на юге Джорджии. Ко дню рождения Вудрафф посылал Уилсону розы, как и другим топ- менеджерам Coca-Cola из узкого внутреннего круга.
«Невил, ты уже готов работать за пределами Южной Африки?» — спросил Уилсон. Я сказал, что не совсем готов, что хочу получить еще опыт работы на разливочном производстве, прежде чем уезжать. «Будешь готов — позвони мне», — ответил он.
В конце 1979 года по результатам ежегодной аттестации мне предложили серьезное повышение — место руководителя всех боттлинговых предприятий в Южной Африке. Я отклонил предложение. Вот теперь я был готов уехать из ЮАР и получить международный опыт. И я позвонил Уилсону. Он передал информацию на другие этажи башни на Норт-авеню, и весной 1980 года меня вызвали в Атланту. Уилсон предложил мне возглавить австралийское отделение Coca-Cola.
Компании принадлежал в Австралии лишь один разливочный завод — в Сиднее. Он находился бы в моем ведении. Другие же местные боттлеры работали по франшизе. Мне предлагали работу регионального менеджера, но с условием, что через год я стану президентом подразделения и стану отвечать за Австралию, Новую Зеландию и прилегающие острова; это было одно из 18 подразделений в мире. Я полетел из Атланты в Нью-Йорк за визой, затем в Австралию за инструктажем по новой позиции. За неделю я буквально облетел весь мир: из Йоханнесбурга в Атланту, из Атланты в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Сидней, а затем назад в Йоханнесбург.
Мы покидали ЮАР с большой грустью. Это страна, которую я любил и люблю до сих пор, здесь я во многих смыслах по-настоящему повзрослел. Памела тоже печалилась, покидая «наш» континент после 26 лет. Мы все еще каждый год возвращаемся в Африку и поддерживаем там многие некоммерческие организации.
В начале 1980 года мы переехали в Сидней, Каре было всего два года. Сидней внешне напоминал нам ЮАР. По моему мнению, Сидней наряду с Кейптауном — один из красивейших городов мира. Когда мы подыскивали дом, у нас были грандиозные идеи — найти жилище с видом на море, каждое утро отправляться на пляж, плавать и все такое. Но оказалось, что нам не хватает… полумиллиона долларов. Так что мы выбрали дом за $200 тыс. в Кейп-Код, с верандой и бассейном, расположенный на прекрасном поросшем лесом участке в полутора десятках километров к северу от города.
До пляжа было всего 20 минут пути, и мы часто загружали в холодильник креветки, устриц и бутылку вина и отправлялись полюбоваться на закат и поплавать. Мы бывали в опере, на балете, на скачках и на благотворительных балах, где собирали деньги для защиты утконосов. У нас появились новые друзья, самыми близкими из которых стали Лин и Майк Холлы, и обнаружились дальние родственники, проживавшие в Австралии.
Хотя Сидней был весьма красив, мы сочли его изрядно провинциальным и никогда не были по- настоящему счастливы там. Теперь это город международного масштаба, но тогда все было иначе, и было трудно подружиться с кем-то вне офиса. Постоянно случались забастовки, подрывавшие не только бизнес, но и повседневную жизнь. Стоимость жизни — примерно на 10% выше, чем в ЮАР, а услуги, связанные с личным трудом — работа садовников, нянь, уборка мусора, — обходились еще дороже.
Мою новую работу усложняли и серьезные трения между Coca-Cola Company и австралийскими боттлерами. Управляющий завода в Брисбене, Арч Болл, не отличался высокой культурой, он был резким, грубым .
Прямо перед нашим переездом в Австралию группа австралийских боттлеров, в том числе Болл, нанесли визит в Йоханнесбург. Я устроил для них обед в нашем доме, выставленном на продажу из-за отъезда в Сидней. Болл зажал Памелу в угол и сообщил ей: «Будет чертовской ошибкой продавать дом. Вам он понадобится через шесть месяцев, когда австралийские боттлеры покончат с Невилом». Он говорил совершенно серьезно.
Первым делом в новой стране нужно поездить по окрестностям, нанести визиты боттлерам и клиентам. Это всегда интересное путешествие — никогда нет однообразия, в каждом регионе или городе вы встречаете свою, особенную культуру, определяющуюся историей, местоположением и климатом. Брисбен, столица Квинсленда, — самый дерзкий и шумный из крупных австралийских городов. Традиции Квинсленда, штата, где торговали сахарным тростником, огрубили его, что слегка смягчается лишь развитием туризма. Болл, управляющий заводом, прежде занимался рубкой тростника, гордился этим и, соответственно, демонстрировал весьма обширные познания в области языка и политической некорректности. Когда я в первый раз приехал в Брисбен, он устроил ужин на крыше отеля «Хилтон», в частном зале с прекрасным видом. Присутствовали главные клиенты и оптовики, а также владелец крупнейшей турфирмы и владелец арены, где проводились собачьи бега, — лучший друг Болла. Обильно заливая беседу алкоголем и заедая прекрасными блюдами из морепродуктов (австралийские раки — одни из вкуснейших в мире ракообразных), они без лишних церемоний донесли до меня свои взгляды на мир и то, как они не любят все утонченное, или, как они выражались, мир «педиков».
В каком-то смысле шла игра на выживание, и я попытался заполнить возникшую между нами пустоту обсуждением спорта. В Австралии такие речи действовали как волшебное заклинание, поскольку она была (и остается) одной из самых помешанных на спорте стран. Причина, по-моему, — привычка жить на свежем воздухе и любовь к жизни; потому даже с самыми грубыми австралийцами бывает весело, к тому же я и сам помешан на спорте .
