Дверь затворилась. Я закурил сигарету и принялся размышлять.
Уверен, любой на моем месте весь вечер ломал бы голову без всякого толку, но мы, Вустеры, одарены сверхъестественной способностью ухватывать суть вещей, и, думаю, от силы минут через десять я уже знал, что надо делать.
По моему разумению, дело можно было уладить, только поговорив с Анджелой по душам. Ведь именно она устроила весь этот тарарам, повела себя, как глупая гусыня, сказав «да» вместо «нет», когда Гасси под воздействием спиртного, с одной стороны, и нервного возбуждения — с другой, предложил ей соединиться в браке. Надо всыпать Анджеле по первое число и заставить ее дать Гасси отставку. Четверть часа спустя я набрел на негодницу в беседке, где она пила что-то прохладительное, и сел с ней рядом.
— Анджела, — начал я, и если вы сочтете, что мой голос звучал слишком сурово, хотел бы я послушать, как звучал бы на моем месте ваш голос, — все это совершенный бред.
Она вышла из задумчивости. Потом вопросительно на меня посмотрела.
— Прости, Берти, я не слышала. Ты сказал, что у тебя бред?
— Я говорю не о себе.
— Ох, прости, значит, мне показалось.
— Если бы у меня был бред, я пришел бы разговаривать с тобой?
— Конечно.
Я понял, что лучше отступиться, и взялся за дело с другого конца.
— Я только что видел Таппи.
— Да?
— И Гасси Финк-Ноттла.
— Вот как?
— Оказывается, ты наплевала на Таппи и обручилась с Гасси.
— Совершенно верно.
— Именно в этом смысле я и сказал, что все это полный бред. Не можешь ты полюбить такого идиота, как Гасси.
— Почему же?
— Не можешь — и все тут.
Я хочу сказать, что, конечно же, не могла она полюбить Гасси. Никто не может полюбить этого малохольного придурка, разве что такая же малохольная и придурочная девица вроде Мадлен Бассет. На черта он Анджеле? Нет, конечно, Гасси отличный малый во всех отношениях, обходительный, дружелюбный, и окажись у вас на руках больной тритон, никто лучше Гасси не посоветует, какие процедуры нужно ему делать до прихода доктора. Что же до свадебных колоколов и марша Мендельсона, тут Гасси не находка. Нисколько не сомневаюсь, можно часами метать камешки в самых густонаселенных местах Англии без малейшего риска попасть в девицу, которая бы согласилась стать миссис Огастус Финк-Ноттл, разве что под наркозом.
Я изложил Анджеле эти свои соображения, и она вынуждена была признать их справедливость.
— Пусть так. Может, и правда не люблю.
— Тогда зачем вы с ним обручились, дитя ты неразумное?
— Да так, шутки ради.
— Шутки ради?!
— Именно. Меня это ужасно позабавило. Посмотрел бы ты, какое у Таппи было лицо, когда я ему все выложила.
Внезапно меня осенило.
— А! Так ты стала в позу?
— Что?
— Обручилась с Гасси, чтобы насолить Таппи?
— Да.
— Вот я и говорю, ты стала в позу.
— Да. Наверное, можно выразиться и так.
— Знаешь, как еще это называется? Низкий обман. Барышня, вы меня удивляете.
— Почему? Не понимаю. Я скривил губы.
— Не понимаешь, потому что ты женщина. Все вы таковы. Режете по живому, и совесть вас не мучает. И еще гордитесь собой. Вспомни Хеверову жену Иаиль.[32]
— Где это ты слышал про Иаиль?
— Разве тебе неведомо, что в школе я получил приз за отличное знание Библии?
— Ах, да. Действительно, Огастус об этом упоминал в своем выступлении.
— Ну да, — торопливо сказал я. У меня не было ни малейшего желания вспоминать речь Гасси. — Вот я и говорю, посмотри на Иаиль, Хеверову жену. Вонзила острый кол в голову спящего гостя и пошла бахвалиться везде своим подвигом, тоже мне скаут. Недаром говорят: «О женщины, женщины!»
— Кто говорит?
— Мужчины, кто же еще! Да, жалкие вы создания. Однако ты не собираешься упорствовать, правда?
— Упорствовать в чем?
— В этой бредовой затее с вашим обручением.
— Очень даже собираюсь.
— Просто чтобы выставить Таппи в глупом свете.
— Думаешь, он выглядит глупо?
— Да.
— Так ему и надо.
Я понял, что топчусь на месте. Помнится, приз за знание Библии я получил, когда отвечал на вопросы о Валаамовой ослице. Что это были за вопросы, не могу точно сказать, однако вроде бы речь шла о животном, которое упиралось всеми ногами, прядало ушами и отказывалось внять уговорам. По-моему, сейчас Анджела вела себя точь-в-точь как Валаамова ослица. По-моему, они с Анджелой просто сестры- близнецы. Упрямы до глупости. В общем, Анджела показала себя во всем блеске.
— Вздорная девчонка, вот ты кто, — сказал я. Она слегка покраснела.
— Никакая я не вздорная девчонка.
— Нет, ты вздорная девчонка. Сама знаешь.
— Ничего подобного.
— Ломаешь жизнь Таппи, ломаешь жизнь Гасси, только чтобы потешить свое самолюбие.
— А это не твое дело. Я с жаром ее осадил.
— Как это не мое дело? На моих глазах разбиваются жизни моих школьных друзей! Ха! К тому же ты по уши влюблена в Таппи, и тебе самой это отлично известно.
— Ничего подобного!
— Да? Если бы каждый раз, как я ловлю полные любви взгляды, которые ты на него бросаешь, я получал по соверену…
Она смерила меня взглядом, в котором светилась отнюдь не любовь.
— Слушай, Берти, катись ты ко всем чертям! Я выпрямился во весь рост.
— Именно это и собираюсь сделать, — с достоинством сказал я, — Во всяком случае, я ухожу. Я все сказал.
— И слава Богу.
— Однако позволь заметить…
— Не позволю.
— Очень хорошо, — холодно сказал я. — В таком случае, пока-пока.
Я надеялся, что уязвил Анджелу.
Подавленный и обескураженный — этими словами можно было бы описать мое состояние, когда я покидал беседку. Не стану отрицать, от разговора с Анджелой я ожидал куда более утешительных результатов.
