смешного.
— О чем это ты? Я не понимаю.
— О том, что Реджи натворил. Он не понимает одного — конечно, по беспечности, — но он не понимает одного…
— Да что Реджи сделал?
— Я и рассказываю. Ты отлично знаешь, кто он: врун, каких мало.
— Неправда.
— Извини меня, но это правда. И вдобавок у него дурацкое чувство юмора. Что получается? Этот тупой осел идет к мисс Флокс и пичкает ее до отвала всякими бреднями о том, какой Амброз повеса и что ему нельзя верить ни на грош и так далее и тому подобное. Очень мило, да? Я, доложу тебе, все ему высказал. Мне эта история не нравится, и я хочу, чтобы он это понял. Как я объяснил ему, подобные шутки могут плохо кончиться. Возьмем, к примеру, этот случай. Мисс Флокс с ним не разговаривает. С Амброзом то есть. Она испила полную чашу, бедное созданье, и ей хватило с избытком. Ты видела, как она тут рыдала. Казалось, Гертруда окаменела.
— Это сделал Реджи?
— Да.
— А… а зачем?
— Объясняю. У него извращенное чувство юмора. Лишь бы посмеяться.
— Над чем тут смеяться-то?
— Не спрашивай. Он говорит, что часто так делает. То есть идет к девушкам и плетет им, что их женихи — неисправимые повесы. Чтобы посмотреть, как те взовьются.
— Это не похоже на Реджи.
— Я тоже так думал. Но — увы!
— Ах он, гаденыш!
— Змей в человеческом обличье.
— Вредный мальчишка!
— Да уж.
— Бедный Амброз!
— Да.
— Больше не буду с ним разговаривать.
Глаза Гертруды метали молнии. И вдруг огонь поутих. По щеке ее покатилась слеза.
— Монти, — робко сказала она.
— Слушаю?
— Прямо не знаю, как сказать тебе.
Внутри Гертруды Баттервик явно происходила борьба.
— Нет, скажу. Должна. Монти, ты знаешь, зачем я шла сюда?
— Позвать на обед? По-моему, скоро время обеда. Ты за чьим столом?
— Капитана. Но это неважно…
— А я — у Джимми Первого. Какая досада, что мы не вместе!
— Да. Но это все неважно. Я хочу сказать тебе… Я чувствую себя такой свиньей…
— Да?
Гертруда всхлипнула, опустила глаза и залилась краской.
— Я пришла сюда вернуть тебе Микки Мауса, которого ты мне дал.
— Микки Мауса?!
— Да. Ты не поверишь, Монти…
— Во что не поверю?
— Сегодня Реджи пришел ко мне и рассказал про тебя то же самое, что он рассказывал мисс Флокс про Амброза.
Монти удивился.
— Неужели?
— Да. Сказал, что не помнит случая, когда бы ты не крутил любовь с тремя девицами одновременно…
— Господи помилуй!
— …и каждой внушаешь, что она у тебя единственная и неповторимая.
— Вот это номер! Гертруда еще раз всхлипнула.
— И знаешь, Монти, дорогой, я — ему — поверила!
Наступило напряженное молчание. Монти продемонстрировал, как ему тяжело, больно, горько и обидно это слышать.
— Такого, — сказал он наконец, — я от тебя не ожидал. У меня нет слов. Просто нет слов. Ты меня просто подкосила, старушка. Надо же быть такой…
— Да знаю, знаю. Но, понимаешь, после той татуировки…
— Я уже объяснил тебе. Самым подробным образом.
— Знаю. Но я же не виновата, что думаю о всяком таком.
— Нет, виновата. Нежная чистая английская девушка не должна думать о всяком таком.
— Ну ладно, так или иначе, я больше этому не верю. Я знаю, что ты меня любишь. Любишь, да?
— Люблю? Ты только вспомни: ради тебя я стал младшим редактором в журнале для родителей и нянь, потом секретарем у старого Эмсворта — то еще удовольствие! — а после этого пошел к Перси Пилбему. Думаю, за это время ты уже должна была понять, что я тебя люблю. Если твоя глупая башка не в состоянии оценить…
— А она глупая? — спросила Гертруда, мучимая угрызениями совести.
— Есть немного, — кивнул Монти. — Взять хотя бы последний случай. Только глупышка могла так реагировать, застав меня здесь с мисс Флокс. Мне даже обидно стало. Ты так на меня посмотрела!
— Но ты ведь гладил ее по голове.
— Не гладил, поглаживал. Чисто символически. Причем с самыми чистыми намерениями. Мне казалось, тут все ясно. У девушки горе, и я коснулся ее затылка — точно так же я погладил бы щенка, у которого болит живот.
— Ну да.
— Лично мне вообще не нравится гладить девушек по голове.
— Да-да, я понимаю.
Из глубин коридора послышался отдаленный звук горна. «Обед!» — сообразил Монти и облегченно вздохнул. Обед был сейчас очень кстати. Он поцеловал Гертруду.
— Пошли, — сказал он. — Выше знамя, шире шаг! А после погуляем по палубе, поговорим о том о сем.
— Да, замечательно. Ой, Монти, я так рада, что ты попал на корабль! Нам будет так весело!
— Еще бы!
— Наверное, у них тут бывают танцы по вечерам?
— Должны быть. Спрошу у Альберта Пизмарча.
— Кто это?
— Стюард.
— А, тот самый стюард! Странный он.
— Еще какой странный!
— Что это он ходит со шваброй? Монти вздрогнул и отвел взгляд:
— Со шваброй?
— Почему он принес сюда швабру? Монти облизнул губы:
— А он принес?
— Ты что, забыл? Монти собрался с духом:
— Ах да, конечно. Принес. Кто его знает, почему. Я, помнится, и сам все удивлялся. Может, он меня неправильно понял. Эти стюарды почти все психи, через одного. И на кой мне сдалась эта швабра? Швабра, ха! Глупость какая-то. Слушай, пойдем скорее, а то обед упустим.
