— М-да, — задумчиво протянула мисс Флокс— Честно говоря, те люди, которых я знаю, пробились на киноэкран, имея более солидный трудовой стаж. Например, Джордж Арлисс. [59] Впрочем, в кино своя специфика. Главное там — быть фотогеничным и попасть к удачному оператору и режиссеру. Я тоже не Сара Бернар.[60] До Голливуда работала в мюзик-холле.
— В мюзик-холле?
— Ну да. Пела в хоре, пока не обнаружилось, откуда доносится шум. Затем приехала в Голливуд, с меня там сняли фотопробы, и оказалось, что я в самый раз. Может, и у вас выйдет что-нибудь в этом роде. Попытка не пытка. Вам наверняка понравится Голливуд. Он всем нравится. Кругом — холмы до горизонта, вечно купаешься в солнечных лучах. Откровенно говоря, чем-то таким он забирает душу. То есть жизнь там бьет ключом. Малибу, Каталина, Аква Калиенте.[61] Все время кто- нибудь разводится, если не вы сами, то кто-то из друзей, так что есть о чем посудачить длинными вечерами. И это далеко не такой уж сумасшедший дом, каким его принято изображать. Я лично знаю двух-трех человек отчасти вполне нормальных.
— У меня такое чувство, что мне там будет хорошо.
— Так вперед, мой дорогой, туда, куда манит судьба. Возможно, вас поджидает грандиозный успех. Как знать! На Олимпе полно свободных мест. А не достигнете вершин — можно отсиживаться внизу и придумывать разные отговорки. Да, еще деньги. Вы их любите?
— Люблю.
— Я тоже, будь они неладны. Правда, великолепная штука? Нравится слушать шелест купюр? Знаете, свои сбережения я храню в чулке, совсем как в старые добрые времена. Каждую неделю подкладываю тридцатку. Это создает ощущение уюта. В настоящий момент у меня в чулке шесть пятерок. Глядите, если не верите, — сказала мисс Флокс и принялась оголять стройную ногу.
Это лирическое отступление Монти хотелось пресечь в корне. Уже и то нескромно, думал он, если месяц на девушку засмотрится в окно.[62] С лихорадочной поспешностью он заверил собеседницу, что верит ей на слово.
— Ну ладно, вернемся к прежней теме: если вы любите деньги…
— Видите ли, мне их и так девать некуда.
— В самом деле?
— Ага. Сотни тысяч. Фуксия Флокс поникла.
— А, — произнесла она разочарованно. — Тогда дело другое. У вас и так все есть. Я не знала. Знала только, что вы друг Реджи. Я думала, все молодые и знаменитые лондонские денди сидят на бобах, как он. Но если вы из миллионеров, тогда ясно, почему Голливуд у вас не вызывает большого энтузиазма. Местечко довольно симпатичное, но если бы мне подарили Монетный двор Соединенных Штатов, я бы, пожалуй, и сама там не торчала. Нокаут, шеф. Сдаюсь.
— Мне очень жаль.
— А мне-то как жаль! Я ведь надеялась, что вы сумеете провернуть для Амброза одно дельце.
— Какое дельце?
— Бедняга Амброз попал в переплет. У него сорвался контракт с Лльюэлином.
— Господи! Быть не может.
— Увы, может. Айки прознал, что это не он написал про мальчика на пылающей палубе.
— А почему он должен это писать? — спросил заинтригованный Монти.
— Потому что Айки считал, что нанимает того самого Теннисона — ну, того, знаменитого.
— Это не он написал про мальчика.
— А кто?
— Вы имеете в виду того Теннисона, которого мы в школе переводили на латынь?
— Не знаю, кого и на что вы переводили в школе, но совершенно ясно, что не Амброза, и у Айки по этому поводу имеются претензии.
— «На пылающей палубе мальчик стоял» написал Шекспир.
— Ничего подобного. Теннисон. Вообще-то не всели равно? Суть в том, что Теннисон бывает правильный и неправильный, и Амброз оказался неправильным. На этом основании Айки расторгает контракт, и полторы тысячи в неделю — тю-тю.
— Ничего себе! У меня нет слов.
— У меня тоже. И я надеялась, что вы будете паинькой и поступите к Айки актером. Тогда можно было бы выдвинуть ультиматум, мол, пойду на работу, но только вместе с Амброзом. Почему бы вам все-таки не попробовать? Капиталы — не помеха. В Голливуде вам будет весело.
Монти вздрогнул:
— Я скорее умру от голода, чем буду играть в кино. При одной мысли я трясусь как лист.
— У меня на вас аллергия…
Последнее замечание было обращено к Альберту Пизмарчу, который только что вошел. Одной из притягательных сторон путешествия на борту «Атлантика» было круглосуточное общество Альберта Пизмарча в неограниченных количествах.
— Я принес мистеру Бодкину губку, мисс, нечаянно забытую в каюте, из которой он выехал вчера вечером, — произнес стюард. — Не правда ли, вы хватились губки, сэр?
— Спасибо. Да, я заметил, что она куда-то запропастилась.
— Слушайте, приятель, — сказала мисс Флокс, — не вы ли говорили, что про мальчика на пылающей палубе написал Теннисон?
— Совершенно верно, мисс.
— Мистер Бодкин утверждает, что это не так. Альберт Пизмарч снисходительно улыбнулся:
— Насколько я заключил по галстукам в шкафу, мистер Бодкин оканчивал Итон, отсюда и пробелы по части литературы. Как вам, вероятно, известно, Итон входит в систему так называемых престижных школ, а эти учебные заведения в Англии, — сказал Альберт, воодушевляясь, ибо тема давала ему немало пищи для рассуждений, — далеко не соответствуют образовательным стандартам. Им не хватает практицизма и творческого полета. Если хотите знать мое мнение, то маленьких оболтусов там ничему не учат. Сама суть образования в Англии с его косностью и упором на…
— Спасибо, достаточно.
— Простите, мисс?
— Достаточно.
— Хорошо, мисс, — сказал Альберт Пизмарч обиженно, но по-прежнему боевито.
— Знаете что, — сказала Фуксия, поворачиваясь к Монти как человек, которому удалось заткнуть рот канарейке, — не хотите идти к Айки, дело ваше, но ведь можно и так: сделайте вид, что согласны, лишь бы взял Амброза обратно. Примите душ, а потом сходите к нему, поговорите.
У Альберта Пизмарча было что сказать по этому поводу.
— Я бы воздержался, сэр, — ласково, но строго посоветовал он. — В текущий момент я бы никому не советовал наносить мистеру Лльюэлину визиты.
— Не советовали бы?
— Именно, сэр. Чтобы не попасть под горячую руку. Позвольте поделиться собственным опытом, сэр. Не так давно я был у мистера Лльюэлина и чисто случайно, забывшись, напел несколько нот из «Свадебной песни пахаря»…
— Гм…
— Это номер, с которым я выступаю сегодня вечером на концерте для пассажиров второго класса, — пояснил Альберт. — Зачастую во время путешествий программу не удается вытянуть силами одних любительских талантов, и тогда старший стюард обращается к Джимми Первому с просьбой поручить кому- нибудь из стюардов подготовить номер. Как правило, выбор падает на меня и мою «Свадебную песню пахаря», неизменно пользующуюся успехом среди всех присутствующих на борту. Итак, занятый мыслями о «Свадебной песне пахаря», с которой надо бы еще поработать перед концертом для пассажиров второго класса, я, как выражаются французы, позволил себе отрешиться и нечаянно пропел одно место: «дин-дон, дин-дон, дин-дон, спешу, заслышав звон», убирая поднос с завтраком из каюты мистера Лльюэлина. Сэр, он развернулся ко мне, как тигр из джунглей. Аки лев рыкающий, если можно так выразиться. Нет, в обозримом
