Ночью мороз. Огромное солнце. Евангелие: 'Кто постыдится…'2.
1 Начало стихотворения А.Пушкина 'Зимнее утро': 'Мороз и солнце; день чудесный!'
2 Мк.8:38: 'Кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей'.
Понедельник, 8 декабря 1975
Остался дома – пытаться разобраться в уже нестерпимой куче неотвеченных писем. Сегодня, моя голову, думал: ритм падшего мира – Закон : это то, чем общество ограждает себя от разрушительного хаоса, созданного грехом и падением. В эпоху закона все – и культура, и религия, и политика – в каком-то смысле служит закону и выражает его. Это 'стиль' в искусстве, мораль в религии, иерархизм в обществе. Под 'законом', таким образом, идет строительство, но потому, что он все-таки в основе своей 'оградителен', он неизбежно вызывает противодействие не только 'зла' и 'греха' (преступления), но и неистребимой в человеке жажды 'благодати': свободы, безграничности, духа… Закон (по ап. Павлу) вызывает неизбежно стремление преодолеть себя… Тогда начинается кризис , опять-таки очевидный, прежде всего в религии, культуре, 'политике'. Это значит, что те самые силы, что порождены законом как ограда и ограждение от хаоса, они-то и начинают эту ограду отрицать и разрушать во имя того, что выше закона. Однако, потому что мир остается падшим, силам этим не дано ничего 'создать', они остаются безблагодатными, двусмысленными и, даже направленные на добро , оказываются разрушительными (социализм, Фрейд, 'новое искусство' и т.д.). Поэтому кризис неизбежно приводит к царству нового (а вместе с тем и очень старого) закона, ибо как 'закон', так и 'противозаконие' при бесконечной изменчивости форм неизменны по существу. В 'падшем' мире выхода из этого ритма, сублимации и преодоления его – нет и быть не может. Закон, таким образом, выражает правду 'падшести', то есть правду о ней, и этим самым прав . Кризис выражает правду искания, жажды свободы – и в этом его правда . Правда консерватизма (но этого-то как раз и не знают и не чувствуют консерваторы) – грустная, пессимистическая правда. Ибо это – знание греха, его разрушительности, его силы, знание того хаоса, что за всякой оградой. Но к еще большей печали и трагедии приводит 'радость' кризиса, ибо это ложная радость, которая принимает за 'благодать' и 'свободу' – лжеблагодать и лжесвободу. Консерватизм печален и тяжел, 'революция' – ужасна и страшна, есть всегда Пятидесятница дьявола. Есть только один кризис – благой и спасительный. Это – Христос, потому что только из этого кризиса льется благодать и свобода. В Нем исполнен Закон, но исполнена и Революция… Однако потому-то и так ужасно, когда само христианство отяжелевает в закон или претворяется в революцию. Ибо в том-то и весь смысл его, что оно выход ввысь из самого этого ритма. Оно есть возможность жить правдой революции внутри закона (то есть 'падшего мира') и правдой закона (отражающего в падшем мире строй бытия) внутри революции. Ибо как закон – 'во имя' той правды, которой живет революция, так и революция – 'во имя' той правды, которой бессильно живет закон… Христианство, таким образом, – их совпадение, coincidentia oppositorum1 , и этот 'синтез' закона и революции, исполненность их друг в друге – это и есть Царство Божие, сама правда, сама истина, сама красота, ибо Жизнь и Дух…
Мне кажется, что тут ключ к христианскому восприятию культуры, политики, да, конечно, и самой 'религии' – христианского 'держания вместе', а потому и свободы от консерватизма и 'революционизма'. Отсюда – ужас и от
1 совпадение противоположностей (лат.).
'правого' христианина, и от 'левого' (в их обособленности друг от друга). А для меня – объяснение того, почему с 'правыми' я так остро чувствую себя 'левым', а с 'левыми' – 'правым'.
Еще об этом же – в области искусства: в красоте всякого подлинного произведения искусства всегда можно найти закон . Однако рождается оно не от закона, а от 'исполнения' его, от благодати; исполняя закон, красота преодолевает его. А когда остается 'под законом' и хочет родиться 'у закона' (современные иконописцы, все копирующие) – то умирает, становится стилизацией, так что закон оказывается смертью искусства. И не 'закон', а красоту мы ищем и воспринимаем в искусстве…
Ненавистная всем революционерам полиция и 'икона полицейского' в детективном фильме или романе. Полиция – 'закон' и полиция – борьба со злом и торжество уже не 'закона', а правды.
Ненависть к государству ('левое') и комок в горле при пении национального гимна ('правое'). Государство – закон и государство – строй, общность, даже красота.
'Обрядоверие' и опыт обряда как иконы и дара благодати…
'Права человека' (закон) и благодатная, радостная свобода от всяких прав: уничижение Христа…
Вторник, 9 декабря 1975
Опять все утро – с восьми до двенадцати – в семинарии, за разбором и обсуждением 'кризиса'. Возвращаюсь домой опустошенный и разоренный… Завтракают кроме мамы Том, только что вернувшийся из Найроби (Всемирный Совет Церквей), и Миша Аксенов. Том рассказывает об Африке и о конференции Совета Церквей. Последний вечер с мамой!
Среда, 10 декабря 1975
По возвращении с Kennedy Airport, куда я провожал маму. Эти пять недель с ней были трудными, а вот – в свете расставанья – остается только и именно свет, а также острая жалость к старости, одиночеству, беспомощности. Ехал домой, вспоминал изумительные стихи Baudelaire'a: 'ange plein de bonheur, de joie et de lumieres…'1 . Что-то есть бесконечно важное в этом убывании жизни и в борьбе – беспомощной и безнадежной – за свое место в ней, за то, чтобы еще быть кем-то и чем-то, а не просто epave2 . И становится стыдно, что раздражался, что она 'мешала' нашей жизни и т.д. Остается только то, что она дала нам 'детство без печали'. И что – по сравнению с этим медленным нисхождением в смерть – вся суета, окружающая нас и к этому торжественнейшему из всех возрастов жизни равнодушная? До сих пор – пятьдесят четыре года! – я неизменно жил в мире, в котором у меня была мать . А сегодня утром, когда она уходила от меня в коридорчик, ведущий к аэроплану, я
1 Из стихотворения Ш.Бодлера 'Искупление': 'О, ангел счастия, и радости, и света!' (фр.) (перевод И.Анненского).
2 развалиной, никому не нужной (фр.).
так остро почувствовал, что скоро-скоро будет мир без мамы и что с этого момента начнется и мое собственное 'нисхождение'.
Четверг, 11 декабря 1975
Объяснение вчера с вл. Сильвестром – 'по душам'. Я не мог бы быть 'политиком', так как мне всегда ясна правота почти каждой точки зрения. Как это у Георгия Иванова: 'Чем связаны мы все? Взаимностью непониманья…'1 . Потом, после разговора, особенно дружный и веселый ужин у Трубецких.
Вчера в [газете] International Herald Tribune разгром Солженицына за его статью в Times о Киссинджере. Громит его крайне правый William Buckley.
Вчера несколько часов над 'Литургией' – и сразу хорошо и бодро на душе.
Пятница, 12 декабря 1975
Последний день лекций. Вчерашние заседания прошли благополучно, но измотали в конец. Однако, сидя с этими двадцатью очень простыми людьми, еще раз 'умилялся' на Америку. Эта всегдашняя готовность отдать время, работать…
