разума другого человека… Паулус был космической силой…' (книга воспоминаний жены протестантского богослова и философа Паулуса Тиллиха 'Время от времени') (англ.).
2 Union Theological Seminary – протестантская богословская семинария в Нью-Йорке.
нецкий и Бекич умерли. Кирилл Радищев погиб. С Сережей Исаковым контакт оборвался. Другие всегда были 'периферичны'. Винтер и Нестеров прошли через все ужасы войны, плена, увечий. Все прожили такие разные жизни! А вот встреча – радость, пожалуй, неразрушимая. Коля Нестеров приписывает: 'Приезжай ко мне в Берлин…'
'Проклятие труда'. Но многие, если не большинство, погружены в бешеную деятельность, потому что боятся остаться лицом к лицу с жизнью, с собою, со смертью. Потому что им
Война на Ближнем Востоке. И все кричат, включаю Папу, о 'just and lasting peace'
Вчера после обеда – у Нератовой, вдовы Анат. Ал. Абрамова-Нератова, иконописца и архитектора, скоропостижно скончавшегося этим летом. Они, а теперь она одна, начали иконостас для церкви в Вашингтоне (которую он строил), а из Вашингтона запросили о моем мнении. Я никогда не любил особенно его икон (за исключением алтарной апсиды в Сиракузах). Вся философия Абрамова была построена на точном 'списывании' с прошлого, с древности, списывании не только 'что', но и 'как'. Органическое мировоззрение, непромокаемое для свободы, для 'дыхания' и веяния Духа. Конечно, буду рекомендовать, тем более что было в нем (и есть в ней) что-то высокое, скорбное, бескомпромиссное. Но душа к этой иконописи не лежит.
Как изумительна была поездка по Taconic Parkway в солнечном пожаре осенней листвы. Я думал: почему мы знаем, что кроме 'мира сего' – падшего и во зле лежащего – есть, несомненно есть иной, чаемый? Прежде всего через природу, ее 'свидетельство', ее раненую красоту. И мне совершенно непонят-
1 'cправедливом и прочном мире' (англ.).
но и чуждо искушение какого бы то ни было пантеизма. Все свидетельство, вся красота природы – об ином, о Другом.
Богословие изучает Бога, как наука изучает природу. Без 'тайны'.
Вчера вечером ужин у Сережи и Мани с Бродским и его приятелем, художником Юрием Куперманом. Резкость суждений Бродского: 'Keats – г….!, Пруст – единственный французский писатель…' Может быть, от внутренней неуверенности. Но мое впечатление: так же как Синявского, покойного Кишилова и всю эту 'группу' тянет на некое психологическое 'славянофильство', Бродского тянет на какое-то органическое место в западной культуре. Там – чуть-чуть перетянутое сопротивление. Здесь столь же перетянутое притяжение. И каждый и в России, и на Западе любит лишь то, что кажется ему 'созвучным'. Дал мне несколько новых стихотворений для 'Вестника'.
После ужина и глубоко в ночь – передача экстренного заседания Совета Безопасности. Какая это чудовищная фальшь!
До этого весь день за столом, в полной тишине и одиночестве (Л. у Сережи и Мани, которая заболела).
Muggeridge, p. 133. 'The saddest thing to me, in looking back on my life, has been to recall, not so much the wickedness I have been involved in, the cruel and selfish and egotistic things I have done, the hurt I have inflicted on those I loved – although that's painful enough. What hurts most is the preference I have so often shown for what is inferior, tenth-rate, when the first-rate was there for the having… 'Nothing is so beautiful and wonderful, nothing is so continually fresh and surprisingm so full of sweet and perpetual ecstasy as the good' – Simone Weil writes. 'No desert is so dready, monotonous and boring as evil.' True; but as she goes to point out, with fantasy it is the other way round – 'Fictional good is boring and flat, while fictional evil is varied and intriguing, attractive, profound and full of charm'…'
Muggeridge об Andre Gide: 'I had a strong sense of something evil in Gide; not just in the way everyone has evil in them, but in a particular concentration that can
1 Магеридж, стр.133: 'Больше всего грусти вызывает у меня, когда я оглядываюсь на свою жизнь, воспоминание – не столько о тех дурных, жестоких и эгоистических поступках, которые я совершал, о боли и обиде, причиненных мною тем, кого любил, – хотя и это сознание достаточно мучительно. Больше всего причиняет мне боль то, как часто я предпочитал худшее, третьесортное, даже 'десятисортное', когда мог бы иметь первосортное… 'Ничто так не красиво и чудесно, ничто так не постоянно свежо и удивительно, так полно сладкого и бесконечного упоения и восторга, как добро, – пишет Симона Вайль. – И ничто не скучно, однообразно и безотрадно так, как зло'. Именно так; однако, как говорит она дальше, в случае воображения, сочинительства – все наоборот: 'Вымышленное добро скучно и вяло, а вымышленное зло разнообразно и занимательно, привлекательно, глубоко и полно очарования…' (англ.).
be easily attractive as well as repellent. This prevented me from truly appreciating his company… To believe in evil today is not considered permissible, or, if this evil is allowed to exist, it tends to be elevated, as having some inherent creativity, beauty, joyousness of its own. Yet what I saw in Gide was the terrible desolation of evil, the total alienation from the principle of goodness in all creation; he seemed to be imprisoned in darkness, like someone walking in a strange room and looking in vain for a switch, or a door, or a window… When I thought of his grey, cold face, and his exquisite words rising out of it, like a clear spring out of a stony ground, it seemed more than ever fitting that the Devil should be a fallen angel…'
Все эти дни завален работой, заседаниями, собраниями. Но чувство внутреннего спокойствия и бодрости, и это несмотря на все неприятности. Может быть, потому, что на глубине души – писание Confession and Communion
Вчера, по просьбе Russian Institute в Колумбийском университете прочел большую диссертацию какой-то Bernice Roenthal о Мережковском. Умно и дельно написано. Боже мой, сколько было в этом 'серебряном веке' – легкомыслия, дешевых схем, ложного максимализма. Да, возможно, 'веял над ними какой-то таинственный свет, какое-то легкое пламя…'
Думал недавно: в сущности, наше время, наши 'установки' знают четыре позиции, четыре типа отношения ко всему, четыре мироощущения. Это (слева направо) – радикал, либерал, консерватор и реакционер. Но что делать тому, кому одинаково противны, более того – глубоко омерзительны и узколобый фанатизм радикала, и бескостное всепонимание, всеприятие и поверхностность либерала, и глупость консерватора, и нравственная подлость реакционера?
Вчера вечером – 'Дневник' Katherine Mansfield, правда, не очень вчитываясь. У меня чувство, что я чего-то не понимаю, не слышу в англосаксонской 'тональности'. С одной стороны, она как будто гораздо 'духовнее' француз-
1 Магеридж об Андре Жиде: 'Я отчетливо ощущал в Жиде какое-то зло, и не в том смысле, в каком зло
