— Ты никогда не пыталась уйти из него.
— Ошибаешься. Я просто не разрешала себе об этом попросить.
— Почему?
Молчание. Ну конечно: таинственная Мэдлин, женщина с секретами. Если бы возможно было заставить эти настороженные губы открыться, не прибегая к силе, он ни секунды не колебался бы.
Она тяжело вздохнула. Ему показалось, что Мэдлин чуть слышно прошептала: «Мне очень жаль, Эйдан».
Она действительно сожалела о своей скрытности — Эйдан это чувствовал. Однако все-таки не спешила рассказать о себе, стать откровенной. Похоже, она пока не готова рискнуть тем, что она, похоже, боялась потерять, открывшись ему.
Что может быть ей настолько дорого? О какой утрате могла идти речь?
Ответ был так близко! Чувство было невероятно странным: как будто он уже знал правду и нуждался только в каком-то напоминании.
Мэдлин заговорила, разрушив эту иллюзию.
— Думаю, нам пора вернуться, — негромко сказала она. — Малышка может проснуться.
Он протянул ей руку, чтобы помочь одолеть трудный участок. Как только Мэдлин благополучно зашла на чердак, то тут же высвободила свою руку, словно опасалась, что он ее легко не отпустит.
Когда они снова оказались у него в комнатах, Эйдан отвернулся и резко бросил:
— Ступай в спальню и закрой за собой дверь!
Он услышал тихий вздох, словно Мэдлин только что отказалась от намерения что-то сказать. Лотом тихо зашуршала тонкая ткань — и наконец он с облегчением услышал щелчок замка.
Ей нельзя доверять. И ему нельзя забывать о том, что и она, в свою очередь, не слишком ему доверяла. Эйдану удалось пробраться к Мэдлин в дом и даже в постель, но в сердце свое она его не пустила: ни разу не сказала, ему, что любит его, никогда не вспоминала о прошлом и даже не объяснила, почему отказалась стать его женой.
Если он не сможет держаться от нее на расстоянии, то снова потеряет голову, так и не узнав ее тайны.
И это для него может плохо кончиться.
Мужчина въехал в Лондон, измученный дорогой, злобно завидуя пассажирам всех карет, которые он обгонял, — хотя при этом он старался выглядеть так, будто наслаждается пребыванием в седле. У него болело все тело, а особенно правая рука. Она была покрыта шрамами от ожога. Он старался по возможности скрывать их, но они всегда оставались при нем, как какой-то знак, как возможность для окружающих увидеть слишком многое из того, что он предпочитал держать в тайне, как слишком ясное указание на то, каким он был по своей сути.
В довершение всех бед у него в кармане денег едва хватило бы на то, чтобы заплатить за одну ночь в гостинице.
Тем не менее его положение не было совсем уж отчаянным: в городе был один человек, который был у него в долгу… или по крайней мере которому можно было немного выкрутить руки. Ему необходимо прилично выглядеть в глазах этого чертова воротилы-купца, иначе этот надутый выскочка не отдаст ему свою избалованную ослицу-дочку.
Он без особого труда разыскал Критчли в его грязном пансионе в сомнительном районе Севен- Дайалс. Такие типы всегда оказываются на самом дне! Обнаружив, что дверь комнаты Критчли заперта, он бесцеремонно ударил ее ногой, выбив хлипкий замок.
Обитателя комнаты дома не было, что очень его устраивало. К сожалению, поспешный обыск не принес ничего интересного, пока он не заметил незакрепленный камень с края разваливающегося камина. Он легко вынул его, открыв нечто, завернутое в грязный носовой платок. Достав небольшой сверток, он содрогнулся от брезгливости.
— Право, Критчли! — проворчал он. — Неужели ты на всю жизнь так и останешься неряхой?
Выпрямившись, он отошел со свертком к немытому окну. Когда жалкая тряпица была развернута, ему на руку упало нечто, блеснувшее золотом.
— Ага! На это можно будет купить поесть.
У него похолодело под ложечкой: отчасти — от страха, отчасти — от ярости. Это оказался медальон — красивое золотое украшение с изящным цветком шиповника на лицевой стороне. Цепочка тонкой работы соскользнула с его пальцев, а он продолжал стоять неподвижно, почти не дыша.
«Мэдлин. Моя Мэдлин».
Его рука сжала медальон с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Критчли, сынок, — выдохнул он, — что за тайны от меня? Тебе пора было бы знать, как это неразумно!
Спустя несколько мгновений медальон уже снова был завернут в тряпицу, сверток был положен обратно в тайник, а мужчина быстро спустился по лестнице вниз.
—…Вы позволите пригласить вас на этот танец, миледи?
Мэдлин повернулась, чтобы кокетливо улыбнуться красавцу графу, который ей учтиво поклонился.
— О, мне надо спросить разрешения у мужа, милорд!
Граф выпрямился с милой улыбкой и озорным блеском в глазах.
— Я уверен, что он не станет возражать, милая леди. Я ведь очень хорошо его знаю.
Он увлек ее на танец с такой изящной настойчивостью, что дамы, с которыми она стояла, хором завистливо вздохнули. Граф легко закружил ее в вальсе. Он вел ее по залу уверенно и осторожно, но если уж на то пошло, он все и всегда делал так, даже занимался любовью.
Эта мысль заставила ее зарумяниться и наклонить голову, но он моментально это заметил и с тихим смехом прошептал ей на ухо:
— Вспомнилась прошлая ночь, да?
Мэдлин вспыхнула.
— У меня было просто помрачение рассудка, — резко заявила она. — Я больше никогда не допущу такого.
— Вы наслаждались, не отрицайте.
— Я согласилась на эксперимент. Я больше ни за что на это не пойду.
Его объятия стали теснее, и он повернул ее, чтобы прижать к себе. Она ощутила его полную готовности плоть. Жар стал сильнее.
— Вы такая лгунья, миледи! — поддразнил он ее шепотом. — Готов биться об заклад, что к тому моменту, как мы окажемся дома, вы уже будете умолять меня, чтобы я снова сделал с вами это. И еще кое- что.
Мэдлин отстранила его на подобающее расстояние и продолжила танец, стараясь не смотреть на него. Разноцветные наряды дам и яркий свет люстр слились у нее в глазах в пеструю мозаику.
— Ну ладно, — быстро выдохнула она. — Но только один-единственный раз.
Граф торжествующе засмеялся. Она покорно кружилась в его объятиях, слишком полная желания, чтобы пытаться перехватить инициативу.
Позже, в огромной роскошной постели — поистине достойной графа! — он вытащил ее, нагую, из-под одеяла, чтобы она могла жарко переплестись с его телом.
— Только один раз? — Его шепот был жарким, волнующим. Он нежно прикусил мочку ее уха. — Может, стоит изменить наше соглашение?
Мэдлин попыталась говорить высокомерно:
— Я не обязана вести счет. Я выше этого.
Но у нее ничего не получилось, потому что она уже начала задыхаться от страсти.
Его пальцы вторгались в самые жаркие и влажные уголки ее тела, а губы по очереди покорили вершинки ее грудей. Чуть шершавые щеки и жаркий рот превратили ее кожу в один сплошной нерв, по которому он прокладывал себе путь все ниже, ниже…
Горячий язык вошел в нее, влажный и Дразнящий. Он руками раздвинул ей ноги — и она
