но она прекрасно знает, что плакать при этом чудовище нельзя. Он слишком хорошо умеет использовать ее слезы против нее самой. Любую ее слабость преподнесет как свою победу.
И он обожает использовать это умение.
Ей было крайне неприятно смотреть на него снизу вверх — и она попыталась встать на ноги. Комната стремительно закружилась, и она чуть было не упала, однако все-таки смогла удержаться на ногах, прижавшись спиной к стене.
Стена была из камня, покрытого побелкой, холодная и шершавая. Она почувствовала, как пересохшая и старая известка крошится у нее под руками. Опираясь всем весом на стену, она пыталась собраться с мыслями и составить из них хоть сколько-то внятную цепочку.
Вильгельм ее нашел. Он притащил ее в это ужасное место и бросил ее там на кучу одеял. Даже позаботился приобрести для нее ночной горшок.
Похоже, ей предстоит пробыть здесь какое-то время.
И никто даже не знает, что она пропала.
Мэдлин не имеет права поддаваться панике, Вильгельмом можно управлять… до какой-то степени, конечно.
— Как ты попал в клуб «Браунс»?
Пусть он говорит. Надо изобразить уважение к его хитрости. Пусть считает, что владеет ситуацией.
Хотя так оно и есть. У него все преимущества.
Муж одарил ее улыбкой, которая больше напоминала злобную ухмылку:
— Да очень даже просто. Я, дорогая моя супруга, состою его членом. Кто-то из моих предков, похоже, считал, что эта крысиная пора того заслуживает. Да, я был немного неаккуратен в отношении уплаты взносов, но мне это легко простили, когда я упомянул о том, на ком вскоре собираюсь жениться.
«Ах, Уилберфорс, вы даже не подозреваете, кого впустили в свой клуб!»
— Я проследил за Критчли до клуба «Браунс», когда нашел у него дома твой медальон. Я не знал, почему ему вздумалось наблюдать за зданием, но решил тут задержаться. Я умею быть очень терпеливым, когда мне это нужно.
Мэдлин это хорошо знала!
— Откуда ты узнал, где я прячусь? Я могла оказаться в этом здании где угодно!
Он смахнул с рукава ошметок старой побелки.
— Я знал, что ты на этом этаже, потому что сам тебя там увидел. — Он небрежно одернул манжет. — И хорошенькую девочку. Она пряталась за занавеской почти час. Чем это ты занималась, что так надолго о ней забыла?
Он бросил на нее обвиняющий взгляд из-под нахмуренных бровей.
«Не твое дело! Не смей краснеть, Мэдлин! Не смей стыдливо отводить взгляд! Даже на долю секунду не позволяй себе об этом вспомнить!»
А еще ей ни в коем случае нельзя было выказывать хоть малейшую искру любви к Мелоди.
Мэдлин спокойно посмотрела на мужа.
— Дети бывают такими надоедливыми, — равнодушно ответила она. — Они меня никогда не интересовали.
И это отчасти было правдой. Сейчас ее волновало только собственное выживание. Со всем остальным можно разобраться потом.
Обманывая Вильгельма, следовало говорить как можно больше правдивых вещей. Он на редкость хорошо чуял слабости своего противника, что делало его опаснейшим врагом. Вначале комплимент и симпатия, а потом жестокое предательство. Она хорошо знала его приемы.
Как глупо было думать, что ей удастся навсегда от всего этого избавиться!
— Ты не обидишься, что мне уже надо уходить? — Он одернул края жилета. — Я скоро женюсь. Тебе не хочется меня поздравить?
Вильгельм чуть наклонил голову и мягко улыбнулся. Такой красивый мужчина!
Она убила бы его на этом месте, если бы у нее было оружие.
— Я бы пригласил тебя на свадьбу, но ты будешь слишком мертвой, чтобы там присутствовать.
Похоже, ее судьба решена. Как это ни странно, она не ощутила страха. Возможно, ее душа атрофировалась из-за чрезмерной нагрузки. Он просто добился того, что механизм отказал.
Вильгельм развел руки, с энтузиазмом оглядывая ее узилище.
— Здесь мрачно, правда? Должен признаться, что всегда мечтал о собственной тюрьме.
Глава 29
Улыбка Вильгельма стала шире, и он доверительно подался к Мэдлин.
— Когда я был ребенком, то наблюдал, как умирает моя птичка в клетке. Я перестал ее кормить, перестал ставить ей воду. Было так забавно смотреть, как она становится все слабее и слабее, пока ее крошечная грудка в перышках совсем онемела. Я перепробовал это с самыми разными тварями, но ничто не повторило волшебства того первого раза. Может, ты подаришь мне это чувство, милая Мэдлин?
Он восторженно захохотал. Вечно издевающийся, вечно улыбающийся, вечно фальшивый Вильгельм… В сравнении с этим негодяем как не оценить честную суровость Эйдана!
— Ведь меня не могут обвинить в твоем убийстве. Ты уже мертва, если не забыла. — Он одарил ее нежным взглядом. — Но на этот раз ты будешь умирать очень медленно, а я буду за этим с удовольствием наблюдать.
Он запустил пальцы в карман жилетки и достал оттуда золотой медальон, но не стал открывать его — просто покачивал в воздухе, где в тусклом свете дорогой предмет поблескивал, словно предостережение.
— Не желаешь умереть с этим знаком моей привязанности на шее?
Мэдлин отшатнулась от изящного украшения:
— Я не стану снова надевать твой ошейник и поводок!
Она бросила ему эти слова, не в силах больше скрывать своего отвращения.
Муж только снова рассмеялся.
— Прощай, моя дорогая. — Убрав медальон обратно в карман, он с усмешкой добавил: — Ты теперь мой домашний зверек. Я больше не вернусь — вернее, ты больше меня не увидишь. Но не сомневайся, я буду за тобой наблюдать. — Он послал ей воздушный поцелуй. — Но ты ведь и так это знала, правда, лапочка?
Вильгельм открыл дверь и снова повернулся к ней:
— Кстати, такое прелестное дитя, эта малышка. Слишком юное, чтобы быть моим, я бы сказал. А ты нашалила, правда, женушка?
С этими словами он исчез. Мэдлин услышала, как в замке повернулся ключ. В пустой комнате он был громким, словно колокол возвещал о смерти.
Она закрыла глаза, прислушиваясь.
Тишина.
Но Вильгельм по-прежнему где-то рядом. Она ощущает его присутствие. Мэдлин посмотрела на дверь, в которой оказался только что просверленный глазок, и даже не попыталась спрятать свою ярость. Если он сейчас за ней наблюдает, то пусть видит, что она уже не та пугливая девочка, которой была прежде.
Она всю свою жизнь пыталась стать той, которую хотят видеть: идеальной дочерью для своих родителей, идеальной женой для Вильгельма, идеальной возлюбленной для Эйдана, даже идеальной матерью для Мелоди. Все эти годы она потратила на то, чтобы угодить всем, и куда это ее привело? На чердак к сумасшедшему, вот куда!
Ну, так пусть все идет к черту!
Даже если ей придется продираться сквозь кирпичную кладку ногтями, она не намерена провести последние часы своей жизни послушной пленницей!
