Глава 28
Благодаря цепким, натруженным за годы работы рукам Пруденс умудрилась не скатиться по лестнице. Она сделала рывок по направлению к Колину.
Он безжизненно лежал на земляном полу подвала, в прямоугольнике света от двери, что находилась на верхней площадке лестницы.
Когда дверь захлопнулась, свет исчез, и Пруденс пришлось добираться до Колина на ощупь. Она почувствовала под пальцами какую-то твердую часть его тела в одежде. Голень. Постепенно она добралась до головы. На ощупь никаких кровоподтеков и шишек на ней не чувствовалось. От ее прикосновений он зашевелился, приподнялся на руках и встал на колени.
— Я ничего не вижу.
Она облегченно вздохнула.
— Мы в подвале.
— Я слышу, как идет дождь, — произнес он невнятно.
— Да, — успокаивающим тоном сказала она. — На улице буря.
Холодная, с налипшим песком и грязью рука вдруг коснулась ее руки и провела по ней сверху вниз!
— Пруденс?
— Да, да, это я.
Он запротестовал:
— Нет, ты слишком вежливая Пруденс, ненастоящая, не моя Пруденс?
Она слабо усмехнулась:
— Я здесь, здесь, папаша.
Он наклонился к ней и неразборчиво зашептал:
— Пруденс, здесь бандиты.
— Я знаю, папаша. — Она прикоснулась ладонью к его лбу: — Как вы себя чувствуете?
— Я плыву. А может быть, тону. Вроде бы все хорошо, но мне не нравится.
— Отлично. Запомните это. — Она встала и потянула его за руку: — Можете встать?
Он попытался подняться, но смог только удержаться на коленях.
— Пруденс…
— Да?
— Скажи еще раз «папаша».
Она прыснула:
— Папаша.
— Здесь бандиты, Пруденс.
— Я знаю, папаша.
— Мне надо прилечь. — Он выскользнул из ее объятий и обмяк на полу.
Она подумала, что это не самое плохое решение. Земля была грязная и холодная, но по крайней мере не сырая.
Оставив его лежать, она начала вслепую ощупывать пол и стены и вскоре сделала неутешительно маленький круг. Подвал оказался крошечным, чуть больше гардеробной, но заставленный по большей части банками с помидорами и пастернаками.
Никакой другой двери. Ни одного окна.
Выхода не было.
Она вернулась обратно к Колину. Вытерев руки от пыли, она встала перед ним на колени.
— Повернитесь! — Если он будет лежать на спине, то, в конце концов, не сможет нормально дышать. Он послушно перевернулся, при этом, зацепив ее руки, так что она перевернулась вместе с ним, распластавшись на его груди, лицом к лицу.
Она почувствовала его дыхание, неестественно сладкое из-за опиума.
— О, я чувствую твою грудь, — сказал он, будто продолжал диалог. — У тебя великолепная грудь.
— Э… Спасибо.
— «Спасибо, папаша». Мне нравится, когда ты меня так называешь, — заговорщически промурлыкал он. — Называй меня «папаша».
— Хорошо, папаша. — Интересно, ей нужно стараться, чтобы он бодрствовал, или лучше дать ему проспаться? Она как-то слышала, что если в таком случае человек уснет, то может никогда не проснуться, так что она потрясла его за плечо: — Просыпайтесь, Колин! Просыпайтесь, папаша! Он обхватил ее руками, крепко прижав к себе и уткнувшись носом в ее шею.
— Ты так хорошо пахнешь. Ты всегда хорошо пахнешь. Она уткнулась кулачками в его грудь и попыталась отодвинуться, но он держал ее слишком крепко. Он прижал ее к себе, лицом к лицу. Она почувствовала, как ее пронзил огонь желания. Как не вовремя.
Впрочем, это отличный способ согреться. И к тому же так ей легче будет следить за тем, чтобы он не уснул.
«Браво! Оправдать страсть таким рациональным объяснением! Да, думаю, это вполне уместно!»
Темнота сыграла с ней злую шутку. Она никогда не боялась ее. На самом деле ей даже нравилось, когда темнота укрывала ее от надоедливых глаз и освобождала ее от обязанности носить маску.
А теперь это ощущение свободы смешалось с ощущением опасности, а все вместе здорово стимулировало воображение. Колин с кувалдой в руках, с обнаженным торсом, блестящим от пота в заходящих лучах солнца. Колин, ласкающий ее грудь в ночи. Колин, сейчас лежащий под ней, прижал ее к своей груди, словно высеченной из гранита, его горячее дыхание обжигает ее шею и ухо.
Не в силах остановиться, она начала извиваться на его теле.
— Ммм… — Он обхватил руками ее спину. — Груди…
Она поцеловала его. Его губы были теплые и поначалу немного вялые, хотя мгновением позже он включился в процесс. Она подняла голову, выдохнула.
— Бывало и лучше, папаша.
— Твой рот…
Она потрясла его.
— Так что там с моим ртом?
— Кра… сивый рот.
Она, польщенная, улыбнулась:
— Я могу сделать кое-что… этим ртом.
— Пруденс…
— Да? — Она улыбнулась. — Да, папаша?
— Я слышу дождь.
Пруденс вздохнула:
— Да. Буря в самом разгаре.
Но шторм снаружи не шел ни в какое сравнение со штормом, бушевавшим в ее сердце.
Колин плыл по течению. Над ним шел дождь, но он не чувствовал его. Из неясного видения перед ним возникла Пруденс. Она подняла руки, вздернула подбородок и подставила тело потоку. Дикие капли ударяли по ней, так что она едва могла переводить дыхание. Ужасная сила стихии заставила ее смеяться, задыхаясь.
А потом, во вспышках молнии, он ясно увидел ее. Он почувствовал, как холодные капли ударили по нему, почувствовал запах грозы. Пруденс стояла под открытым небом, лицо открыто стихии, широко раскинув руки, словно дикий язычник.
Он кинулся к ней, но ноги скользили в грязи, и он никак не мог прикоснуться к ней. Она не отвечала ему, лишь запустила руки в волосы, потоком струящиеся по ее спине.
— Пруденс!
Наконец она выпрямилась, повернулась к нему. Его ноги нащупали твердую землю. Он схватил ее за плечи, она улыбнулась.
