«И об одном печаль неистребима, — Она твердит, — но два здесь мертвеца! Нет слез уже, промчались вздохи мимо, Глаза — огонь, а сердце — ком свинца. Свинец сердечный, плавься непрестанно! В разгаре мук мне только смерть желанна! О бедный мир, ты свой утратил клад! Но кто теперь восторг в тебе пробудит? Чей голос прозвучит? И чем прельстят Нас из того, что было и что будет? Цветы милы, так свежи их цвета, Но с ним навек погибла красота! Зачем теперь и шляпы и вуали? Ни вихрь, ни солнце не целуют вас… Боитесь прелесть потерять? Едва ли! Вам свищет вихрь и солнца блеск погас. Но красоты Адониса частицу Любой из них себе украсть стремится. Когда на лоб он шапку надвигал, То солнце под нее взглянуть хотело, А вихрь, сдувая прочь ее, играл Волной волос… Адонис то и дело Сердился, он заплакать даже мог, Тогда они сушили слез поток. За изгородью где-нибудь таился, Чтоб красоту его увидеть, лев, Послушать пенье рядом тигр ложился, Ручной и тихий, мигом присмирев, А волки о добыче забывали И овцы в этот день не пропадали. Когда в ручье его мелькала тень, Ее ловили рыбки золотые… Им птицы любовались целый день: Одни звенели песней, а другие Ему натаскивали вишен, слив… Адонис ведь и вправду был красив! И этот злой кабан с колючим рылом, Чей взор угрюмый ищет лишь могил, Он, покоренный обаяньем милым, Его бы никогда не погубил. Да, вепрь, его увидев, так скажу я, Случайно только мог убить, целуя. Вот так убит Адонис нежный был: На кабана с копьем он быстро мчался, А тот свои клыки оборотил, Но не губить, а целовать собрался… Кабан влюбленный к юноше приник И вдруг вонзил случайно острый клык. Будь я с клыками, то, должна признаться, Ускорила бы смерти я приход! Мне в жизни не пришлось им наслаждаться, Зловещая судьба меня гнетет!» И тут богиня, рухнув к изголовью, Лицо измазала застывшей кровью. Глядит на губы — но они бледны, Берет за руку — все оледенело… И жалобы ему уж не слышны, Ведь мертвому до них уже нет дела! Она приподнимает веки глаз, Но свет двух звезд навеки там угас! Два зеркала, где часто отраженье Ее мелькало, стынут в тусклой мгле… В них больше нет ни света, ни движенья, Нет красоты отныне на земле! Она твердит: «Нет места и надежде! Адонис мертв, но ясен день, как прежде Но раз он мертв, вот прорицанье вам: Отныне пусть печаль в любви таится, Пусть ревность рыщет рядом по углам, Начало в блеске, а конец затмится! Да, пусть конец не будет светлым в ней, Пусть горе будет радости сильней! Пусть будет бренной, ложной и обманной, Пускай в расцвете вихрь ее сомнет, Пусть яд на дне, а верх благоуханный
