собственной красоты и склоняясь все ниже, он упал в воду и утонул, после чего превратился в цветок.
Сам бог Титан, от зноя разомлелый… — Следуя Овидию, Шекспир называет солнце Титаном, хотя в древнегреческой мифологии это имя имело другой смысл, обозначая племя древних божеств, восставших против богов Олимпа.
…расскажут слезы, как античный хор. — В подлиннике речь идет о пантомиме (dumb show), которая в театре эпохи Шекспира предшествовала спектаклю и представляла собой мимическое, бессловесное изображение сюжета пьесы. См. «Гамлет» (III, 2), где спектаклю бродячей труппы предшествует такая пантомима.
Сирены голос губит нас опять… — Сирены (греч. миф.) — фантастические существа, верхняя половина которых была подобна прекрасному женскому телу, тогда как нижняя напоминала большой рыбий хвост. Они будто бы зачаровывали моряков пением, и те, слушая их, забывали обо всем, вследствие чего умирали от голода. Своим распространением в европейской литературе этот миф обязан «Одиссее» (книга XII).
Пусть скажет звездочет… — Во времена Шекспира была распространена вера в то, что по звездам можно предсказывать судьбу людей.
Хоть луком Купидона… — В римской мифологии — юный бог любви, сын Венеры и Меркурия, обладатель священного лука, которым он пускал стрелы не целясь, так как был с завязанными глазами; попав в жертву, эти стрелы возбуждали чувство любви, которое было слепым по отношению к существу, на которое любовь была обращена.
Таких и сам Тантал не ведал бед. — Тантал — фригийский царь, согласно Гомеру, был осужден на муки в аду, где, стоя среди воды, под ветвью с плодами, он был лишен возможности удовлетворить жажду и насытиться.
В Элизиум вошла… — Элизиум — в античной мифологии рай.
Вот птицы видят гроздья на картине. — Имеется в виду предание о древнегреческом живописце Зевкисе, который столь точно изобразил на картине виноградные лозы, что птицы слетались клевать полотно.
Рассказ о кабане, убившем Адониса, восходит к древнейшим вариантам легенды.
От губ твоих спешит Диана скрыться… — Диана — у римлян богиня целомудрия. Венера хочет сказать, что даже Диана не устояла бы перед красотой Адониса и вынуждена была бы обратиться в бегство, чтобы избежать соблазна. Диана считалась также богиней луны, что объясняет следующие строфы, где говорится о луне.
Весталок хмурых и монахинь нудных… — Весталки в Древнем Риме девственницы, хранительницы священного огня на Форуме; жрица, нарушившая обет целомудрия, подвергалась погребению заживо. Упоминание о монахинях является типичным анахронизмом для Шекспира, часто допускавшего в своей трактовке античных сюжетов подобные нарушения хронологии.
Он с золотой стрелой Любви шутил, но Смерти черный лук его сразил. Адониса должен был поразить стрелой бог любви, а вместо этого в него попала стрела бога смерти (объяснение Э.Мелона).
Зачем теперь и шляпы и вуали? — Анахронизм, перенесение в древний миф современной Шекспиру моды.
Пурпурный с белизной цветок возник… — В древнем мифе на месте гибели Адониса вырос цветок. Поэт Бион называет «цветком Адониса» розу, Плиний анемону, другие — мак и, наконец, цветок, называемый «павлиньи глазки» (по-французски gout-de-sang — цветок, вспоенный кровью убитого охотника).
…держа свой путь на Пафос… — Пафос — город на Кипре, недалеко от которого, согласно мифу, Афродита родилась из морской пены.
А.Аникст
Лукреция
Перевод В. ТОМАШЕВСКОГО
Его милости ГЕНРИ РАЙОТСЛИ,
герцогу СОУТЕМПТОНУ,
барону ТИЧФИЛДУ
Любовь, которую я питаю к вашей светлости, беспредельна, и это скромное произведение без начала выражает лишь ничтожную часть ее. Только доказательства вашего лестного расположения ко мне, а не достоинства моих неумелых стихов дают мне уверенность в том, что мое посвящение будет принято вами. То, что я создал, принадлежит вам, то, что мне предстоит создать, тоже ваше, как часть того целого, которое безраздельно отдано вам. Если бы мои достоинства были значительнее, то и выражения моей преданности были бы значимее. Но каково бы ни было мое творение, все мои силы посвящены вашей светлости, кому я желаю долгой жизни, еще более продленной совершенным счастьем.
Вашей светлости покорный слуга
Уильям Шекспир
Из лагеря Ардеи осажденной На черных крыльях похоти хмельной В Колладиум Тарквиний распаленный Несет едва горящий пламень свой, Чтоб дерзко брызнуть пепельной золой И тлением огня на взор невинный Лукреции, супруги Коллатина. Верна супругу! — Вот что в нем зажгло Настойчивое, острое желанье… Ведь Коллатину вдруг на ум пришло Расписывать супруги обаянье, Румянец щек и белизны сиянье, И прелесть звезд, горящих на земле, Как свет небесных звезд в полночной мгле. В шатре Тарквиния он прошлой ночью Поведал о сокровище своем И как богатств бесценных средоточье Он отыскал по воле неба в нем… А дальше он упомянул о том, Что хоть цари у всех слывут в почете, Но жен таких у них вы не найдете. Минута счастья озаряет нас И, отблистав, мгновенно исчезает… Так серебро росы в рассветный час Под золотым величьем солнца тает. Едва родившись, сразу умирает! Честь и краса, к несчастью, не всегда 
