— Да, процент большой.
— Нет, какая удача! Деньги — вещь хорошая, но главное, я смогу жениться. Полюблю кого-нибудь, — Тони посмотрел на нее, — и, пожалуйста, предлагаю руку и сердце.
— Вот как?
Тони чуть-чуть придвинулся к ней.
— В сущности, — сказал он, — зачем откладывать?
— И то верно. Мой отец всегда повторяет: «Сейчас или никогда». А он — акула.
— Я думал, это рыба.
— Нет. Это миллионер.
— У вас отец миллионер?
— Да. И все богатеет.
— Вот как?!
Тони похолодел, смелость его исчезла. Он давно решил, что на деньгах не женится. Шесть дядей, семь теток годами убеждали его выгодно продать свою внешность. Перед ним прошла процессия наследниц. Но он устоял, не изменил принципу.
Конечно, теперь все иначе. Эту девушку он любит. И все-таки… Нет, лучше подождать, пока их баланс хоть как-то уравняется. Поэтому он с немалым усилием сменил тему.
— Когда я разбогатею, не буду ходить на матчи. Кстати, что вы здесь делаете?
— О, у меня есть цель!
— Цель? Какая?
Она указала на ряды живых мертвецов, расположенные под навесом. Лорд Пламтон с новым другом, урегулировав спор о матче, откинулись на спинки сидений и прикрыли шляпами глаза. Признаки жизни в них определить было бы трудно.
— Вчера меня поразило это зрелище, — сказала она, — и мне захотелось их расшевелить.
— Вряд ли вам удастся.
— Да, вряд ли. Они напоминают рыбу на льду или зрителей на утреннем спектакле. И все же, попробую. Вчера у меня не было резинки и боеприпасов.
— Простите?
К удивлению Тони, девушка вынула из недр костюма прочную резинку и шарик из фольги. Приспособив шарик к резинке, она зажала ее зубами и, повернувшись, прицелилась в лорда Пламтона.
Результат превзошел все ожидания. Жадно следя за снарядом, Тони увидел, что дядя вскочил и схватился за ухо.
— Господи! — крикнул он, то есть Тони, а не дядя. — Дайте и мне, а? Мы часто пуляли в школьные дни. Проверим, утратил ли я былую прыть.
Через несколько минут лорд Пламтон обернулся к новому другу.
— Что-то много ос в этом году, — заметил он.
— Кос?
— Ос.
— Помню, такой К. Р. Осе играл за Сассекс. Его называли Кросс.
— Не Осе. Ос, с одним «с».
— А что такое?
— Их много. Одна укусила меня в ухо. Другая стукнулась о шляпу. О-очень странно.
Подошел человек с моржовыми усами, который играл за Сёррей в 1911 г. Лорд Пламтон сердечно с ним поздоровался:
— А, Фредди!
— Здрасьте.
— Ничего игра.
— Да, неплохая.
— Только эти осы…
— Осы?
— Осы.
— Какие?
— По имени я их не знаю. Просто кишат!
— Ну, что вы!
— Кишат.
— В павильоне? Сюда пускают только членов клуба.
— Не знаю. Одна чуть не сбила с меня шляпу. А, вот! У Джимми сбила.
Морж покачал головой и, наклонившись, поднял серебряный шарик.
— Кто-то пуляет в вас фольгой. Сам когда-то баловался. — Он огляделся. — А, вот. На трехшиллинговых местах. Какая-то барышня и ваш племянник. Приглядитесь получше, она опять целится.
Лорд Пламтон пригляделся и оцепенел.
— Опять эта ведьма! — возопил он. — Когда она отстанет?! Позовите служащих! Пусть ее немедленно схватят и отведут в зал, где заседает комитет.
Потому и случилось, что Тони не успел хорошо прицелиться, ибо на его плечо легла тяжелая рука. Над ним стоял суровый человек в форме мэрилебонского крикетного клуба. Другая рука, тоже тяжелая, опустилась на плечо девушки, и над нею (девушкой, а не рукой) встал другой человек в форме.
Комитет мэрилебонского клуба собирается в темном, неприютном помещении. Со стен глядят усопшие игроки, многие из них — с бородами, и тому, чья совесть не так чиста, как могла бы, в их взоре чудится угроза. Только снежно-белая душа может войти сюда, не опасаясь, что с нее сдернут галстук пред строем, обрекая тем самым на изгойство.
Особенно это заметно, когда за столом сидит председатель. Лорд Пламтон потребовал, чтобы его вызвали, слишком уж серьезный случай.
С этих слов, он, то есть лорд, и начал обвинительную речь.
— Случай исключительно серьезен, — сказал он. — Я требую самого сурового наказания. Такого еще не бывало за всю историю нашего замечательного клуба. — Он остановился, словно хотел обнажить голову, но заметил, что шляпы нет и так. — Только подумайте, пулять в его членов фольгой! Какое безобразие! Нехорошо пулять и в тех, кто сидит на общих местах, как сказал бы француз, в canaille,[93] но в членов клуба… Неслыханно! Куда мы катимся? Лично я освежевал бы эту девицу, но если мера кажется вам слишком суровой, заменим на двадцать лет одиночного заключения. Перед нами общественно опасный элемент. Сперва давит людей машиной, потом сбивает с них шляпы. Вылитая… как ее, в Библии? Далила? Нет, не то. Сейчас, сейчас… А, Иезавель! Да, современная Иезавель, черт бы ее побрал.
— Дядя Эверард, — сказал Тони, — ты говоришь о девушке, которую я люблю.
Девушка ахнула.
— Нет, правда?!
— Полная, — заверил Тони. — Я как раз собирался сказать. Моя дорогая… э… а…
— Кларисса. Кларисса Бинстед.
— Сколько «с»?
— Если имя с фамилией — три.
— Кларисса, я вас люблю. Вы станете моей женой?
— Конечно. Я все ждала, когда вы предложите. Не могу понять, чего они бесятся. В Америке мы швыряем бутылки.
Все помолчали.
— Вы из Америки, мисс Бинстед? — спросил председатель.
— Естественно. Хотите, спою гимн? Ах ты, слов не помню! Ну, насвищу мелодию.
Председатель отвел лорда в сторону. Лицо его было и робким, и серьезным.
