— Слышь, начальник, эта лавочка одежная — прямо чудо какое-то! Старикан-то сперва на меня посмотрел косо. «Что такое? — говорит. — А ну, выметайся!» А я сразу ему под нос пети-мети, что вы мне утром дали: организуйте мне, мол, пижонский костюмчик. Хы, он давай костюмы на прилавок метать, аж до самого горизонта! Я прямо вспотел, на него глядючи. «Выбирайте, — говорит. — Вы платите денежки, остальное — наша забота!». Ну, я и ткнул: этот, мол. Выложил денежки, и вот он я, начальник!
— Я заметил, Штырь, — сказал Джимми. — Тебя и в темноте будет видно.
— А чего, вам не нравится, начальник? — встревожился Штырь.
— Потрясающе, — сказал Джимми. — Рядом с тобой царь Соломон во всей своей славе будет похож на циркового велосипедиста.
— Ну, точно, — поддержал Штырь. — Прямо чума.
И явно не замечая лорда Дривера, все это время безмолвно его созерцавшего, дитя трущоб исполнило нечто вроде шаманской пляски, притопывая ногами по ковру.
Этого перегруженный мозг его лордства уже не вынес.
— До свидания, Питт, — сказал он. — Я пойду. Нужно еще повидаться с одним деятелем.
Джимми проводил его до двери.
Выйдя за порог, лорд Дривер приложил ладонь ко лбу.
— Послушайте, Питт, — сказал он.
— Да?
— Это еще что за черт?
— Кто? Штырь? А, это мой слуга.
— Слуга! Он всегда такой? Я хочу сказать, похож на какого-нибудь кошмарного комика из мюзик- холла. Еще и танцует! Слушайте, а на каком это языке он говорит? Я хорошо если одно слово из десяти понимал.
— А, это американский язык, бауэрийский диалект.
— Ну ладно, лишь бы сами-то вы его понимали. Мне не по зубам. Черт возьми! — хмыкнул он вдруг. — Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как он будет общаться со старым Сондерсом, нашим дворецким! У Сондерса манеры, как у герцога.
— Штырь его перевоспитает, — заверил Джимми.
— Как вы его зовете?
— Штырь.
— Ну и имечко!
— А что такое? Уменьшительное от Алджернон.
— Как-то он с вами больно фамильярно?
— Независимый дух. У нас в Америке все такие.
— Ладно, пока.
— До встречи!
На нижней ступеньке лорд Дривер остановился.
— Послушайте, я вспомнил!
— Поздравляю. А что именно вы вспомнили?
— Да я же все время чувствовал, что где-то уже видел эту физиономию, только не мог вспомнить, где. А теперь вспомнил. Это тот деятель, что заглядывал вчера в закусочную. Вы еще ему дали соверен.
Лицо Штыря красою не блистало, но было из числа запоминающихся.
— Совершенно верно, — сказал Джимми. — Я все ждал, узнаете вы его или нет. Дело в том, что этот человек одно время служил у меня в Нью-Йорке, и вдруг я наткнулся на него здесь, он явно нуждался в помощи, вот я снова его и нанял. Мне как раз нужен был человек приглядывать за хозяйством, Штырь для этого годится не хуже кого-нибудь другого.
— Понятно. Ловко я его опознал, а? Ладно, мне пора бежать. Всего хорошего! Два пятнадцать с Пэддингтонского вокзала. Там и встретимся. Если придете раньше меня, возьмите билет до Дривера.
— Отлично. До встречи!
Джимми вернулся в гостиную. Штырь, любовавшийся своим отражением в зеркале, обернулся с всегдашней широкой улыбкой.
— Слышь, начальник, это что за фраер? Не он с вами был вчера в тошниловке?
— Он самый. Мы с ним завтра едем в деревню, Штырь, так что будь готов.
— Полный вперед, начальник! Эй, это вы о чем?
— Он пригласил нас погостить в свое загородное поместье, и мы приняли приглашение.
— Чего? Мы оба?
— Да. Я сказал ему, что ты — мой личный слуга. Надеюсь, ты не в обиде?
— Не-а. Чего тут обижаться-то?
— Вот и хорошо. Что ж, пора укладывать вещи. Нужно быть на вокзале в два.
— А то.
— И еще, Штырь!
— Да, начальник?
— У тебя есть какая-нибудь другая одежда, кроме того, что сейчас на тебе?
— Не-а. Зачем мне два пижонских костюма?
— Одобряю твой суровый аскетизм, — промолвил Джимми, — но дело в том, что это у тебя городской костюм. Прекрасно смотрится в парке или на журфиксе у маркизы, но подходит исключительно для столичной жизни. В деревню нужно что-нибудь попроще, темненькое. Пойдем, я помогу тебе подобрать то, что требуется.
— А этот что, в деревне никак?
— Ни в коем случае, Штырь. Он вызовет брожение в умах поселян. В Англии таким вещам придают огромное значение.
— Делать им нечего, — с крайним недовольством пробормотал озадаченный последователь Красавца Браммелла.[11]
— И еще одно, Штырь. Ты меня извини, но когда мы будем в замке Дривер, тебе часто придется находиться в непосредственной близости от столового серебра и других подобных изделий. Могу я тебя попросить на время отрешиться от своих профессиональных инстинктов? Мы с тобой уже говорили на эту тему, но здесь вполне конкретный случай.
— Что, совсем нельзя поработать? — ужаснулся Штырь.
— Ни-ни, вплоть до ложечки для соли, — твердо ответил Джимми. — А сейчас кликни такси, поедем искать тебе дополнительную одежду.
Когда Джимми прибыл на вокзал в сопровождении Штыря, который выглядел ну почти совсем респектабельно в новом костюме из синей саржи (готовое изделие из секции «Для мужчин, маленькие размеры»), до отхода поезда оставалось еще четверть часа. Десять минут спустя появился лорд Дривер, а с ним некий джентльмен, приблизительно одних лет с Джимми, высокий, худощавый, с холодными глазами и тонкими, плотно сжатыми губами. Костюм сидел на нем так ловко, как это бывает у одного мужчины из тысячи. Собственно, костюм — лучшее, что в нем было. В целом облик этого человека наводил на мысль, что пищеварение у него скверное, а мысли — еще того хуже. В разговоре он практически не участвовал.
Это был Харгейт, приятель лорда Дривера. Лорд Дривер представил их с Джимми друг другу, но пожимая руку новому знакомому, Джимми не мог избавиться от чувства, что где-то уже его видел. Но где и при каких обстоятельствах, он вспомнить не мог. Харгейт, по-видимому, его не узнал, так что Джимми не стал ничего говорить об этом. Когда много странствуешь по свету, часто так бывает — встречаешь человека, его лицо кажется тебе знакомым, но без всякого контекста. Возможно, он просто столкнулся когда-то с приятелем лорда Дривера на улице. Но у Джимми было стойкое ощущение, что Харгейт участвовал в каком-то происшествии, которое в то время казалось довольно важным. А что за происшествие — неведомо. Джимми мысленно махнул рукой. Наверняка воспоминание не стоит таких усилий.