«Рейнольдс, и тот не достигал такой высоты».
Опять двадцать пять! Я помню, есть Джонни Рейнольде в песенке Клариссы Мейнси. Она его очень хвалит («Ты сла-а-адок как фруктовый сок»), и я охотно бы с ним встретился, но вообще, хотел бы побольше о нем узнать. Вроде есть Рейнольдс и в бейсбольной команде, но он — Элли, так что это другой.
Что до письма, пока что оно вполне пристойно, читай — не хочу. Но вдруг автор переходит наличности:
«Не собираюсь делать предсказаний, но хотел бы я видеть, как будет выглядеть ваш Вудхауз рядом с великим бардом в 2356 году».
Нет, какой неприятный человек! Не захочешь, а обидишься. Прекрасно знает, что я не могу доказать, будут ли читать в 2356 году мои книги. Будут, конечно, о чем говорить, хотя и в грошовом пингвиновском издании. Я не тщеславен, сам себя не хвалю, но будь я не так хорош, стал бы писать Мэтью Арнольд в своем сонете:
Когда рассудительный человек решится на такое, что-нибудь это да значит.
Не хотел бы подчеркивать, но обращу внимание Разгневанного на письмо в «Тайме» от Веррьера Элвина (Патангарт, Индия). Автор рассказывает, что в его хижину зашла корова и съела «Так держать, Дживс», отвергнув Голсуорси, Джейн Остен и Т. С. Элиота. А? Каково?
Или возьмем школы. Библиотекарь жалуется, что ученики крадут книги, как то: 7 Агат Кристи, 12 Уоллесов, 36 Вудха-узов. Цифры не лгут. Подумали бы, Разгневанный, прежде, чем писать!
Вероятно, разница между мной и Шекспиром — в восприятии. Нас по-разному читают. Возьмем обычную комическую ситуацию: человек внезапно заметил, что сзади что-то неприятное. Вот как описывает это Шекспир в «Зимней сказке» (III, 3):
(Выходит, преследуемый медведем.)
Я бы написал иначе. Скажем так:
«Взглянув на него, я спросил:
— Что-нибудь съели, Дживс?
— Нет, сэр.
— Тогда почему у вас бурчит в животе?
— Простите, сэр, эти звуки издаю не я, но одно животное.
— Животное? Какое же?
— Медведь, сэр. Если вы обернетесь, вы заметите, что он стоит прямо за вами и нехорошо смотрит.
Я обернулся. Честный слуга был совершенно прав. За мной стоял медведь и не маленький, а вполне солидный. Он сверкал глазами, скрипел зубами, и я сразу смекнул, что дело плохо.
— Подскажите мне, Дживс, — взмолился я, — что теперь делать.
— На мой взгляд, сэр, стоило бы уйти.
Что же, я кинулся прочь, преследуемый бессловесным другом. Вот как, мои дорогие, ваш дедушка перекрыл на шесть секунд рекорд Роджера Баннистера (1 миля)».
Кто знает, какой способ лучше?
Никто еще не определил, как должна относиться жертва к критику. Многие советуют чихать на плохие рецензии, но, по-моему, это малодушно, да и скучновато. Так думал, во всяком случае, антрепренер ревю, недавно прошедшего в Нью-Йорке. Писали о нем Бог знает что; он же немедленно натравил адвокатов на каждого критика «в возмещение нравственного ущерба». Особенно тяжело пришлось автору слов: «Единственное достоинство ревю — то, что шел дождь, и крыша не текла». Именно его обвинили в «безвкусных остротах, превосходящих самое богатое воображение».
Я бы не зашел так далеко, но считаю, что жертва плохой рецензии должна ответить тщательно обдуманным письмом, которое может быть а) умиротворяющим и б) воинственным.
Образец письма «а».
«Дорогой мистер Уортингтон…»
Не «Сэр!» Это резковато. И, конечно, не «Уортингтон», если он Давенпорт или Коннолли. Думайте, думайте! Я даю только образчик.
Итак,
«Дорогой мистер Уортингтон!
Меня глубоко тронула Ваша рецензия в «Книжном еженедельнике» на мой роман «Куда, если хоть куда-то». Вы говорите, что сюжет плох, диалог слаб, персонажи — истинные чучела, после чего советуете бросить литературу и заняться продажей кошачьего корма.
По странной случайности я именно ею и занимаюсь, а пишу потом, когда все распродал. Мне бы не хотелось оставлять писательства, тем более — теперь, когда после Ваших ценных указаний, я могу исправлять свои погрешности, пока не добьюсь Вашего одобрения. (Надо ли говорить
Не согласитесь ли пообедать со мной, чтобы получше обсудить «яогочисленные недостатки моего злосчастного опуса? Предлагаю «Кларидж». на той неделе.
Искренне Ваш,
Дж. Дж. Симмонс.
P. S. Как хороша Ваша недавняя статья «Дезинтеграция реальности в свете синкретических принципов»! Я еле дождался второй части.
P. P. S. Если Вы согласны насчет обеда, попытаюсь прихватить Артура Миллера. Я знаю, как хочет он с Вами познакомиться».
Это хороший способ, надежный, но, признаюсь, я предпочитаю другой. Дело в том, что Вудхаузы упрямы и вспыльчивы. Один из них провел неделю в Брикстонской тюрьме (1911 г.), чтобы не платить штраф за каминную трубу, которая несколько засорилась.
Итак, образец б) (воинственный).
«Сэр!»
(Не «Уважаемый сэр!» Это — слабость. И не «Вы, мерзкая вошь», что сильно, но не совсем вежливо. Лично я писывал: «Эй, Вы, ублюдок!», но «Сэр» — лучше).
