О ПЛАВАЮЩИХ, ПУТЕШЕСТВУЮЩИХ, ГОЛЬФИРУЮЩИХ, ПЛЕНЕННЫХ…
Молодой человек со свежим честным лицом отвернулся от окна, в которое смотрел на лужайку для гольфа.
— Погода хорошая… — сказал он.
Старейшина встряхнулся и посмотрел на него, довольный тем, что младшее поколение само, по собственной воле, хочет с ним побеседовать. Последнее время оно норовило проскочить мимо, что-то бормоча.
— Да, — согласился он. — Насколько я понял, вы недавно в клубе?
— Только что вступил. Прекрасный клуб.
— Лучше некуда.
— А как кормят!
— Превосходно.
— Секретарь говорит, одно плохо — какой-то старый зануда только и ждет, чтобы рассказать историю.
Старейшина задумался.
— Не знаю, кого он имел в виду, — наконец сказал он. — Никого такого не припомню. Кстати, об историях, могу вам одну рассказать. О Джоне Гуче, Фредерике Пилчере, Сидни Макмердо и Эгнес Флек.
Новичок беззвучно охнул. Честное лицо померкло, он украдкой посмотрел на дверь.
— О Джоне Гуче, Фредерике Пилчере, Сидни Макмердо и Эгнес Флек, — твердо повторил Старейшина.
Как ни странно (сказал он), служители искусства обычно смирны, мелки, робки и способны выразить себя только пером или кистью. Таким был Джон Гуч; таким был и Фредерик Пилчер. Гуч писал книги, Пилчер — картины. Встречались они у Эгнес Флек. Видя, как Пилчер жалко улыбается, балансируя чашкой чая, Гуч думал: «Прекрасный человек, но неуклюж, неуклюж», а Пилчер, видя, как Гуч нервно теребит галстук, сидя на краешке стула, думал: «Очень мил, но при дамах теряется».
Заметим, у них были причины балансировать и теряться. Гандикап их равнялся восемнадцати, тогда как у Эгнес Флек его вообще не было. Плечам ее и бицепсам позавидовали бы те дамы, которые милостиво разрешают сидеть у себя на шее под звуки оркестра шести братьям, трем сестрам и жене кузена. Взгляд ее напоминал о самых властных королевах, когда же она смеялась, сильные мужчины придерживали голову за виски.
Сидни Макмердо, и тот робел в ее присутствии, хотя весил 211 фунтов и вышел однажды в финал любительских соревнований. Эгнес он любил преданно и пылко, но — да, жестока жизнь! — она смеялась над ним. Я знаю от сведущих людей, что когда он в первый раз сделал ей предложение (у шестой лунки), отзвуки ее смеха слышали в клубе, а два игрока, боящиеся грозы, выронили клюшки.
Вот вам Эгнес. Вот вам Сидни. Вот вам Джон с Фредериком.
Джон иногда перекидывался с Сидни словом, но друзьями они не были. Поэтому он удивился, когда однажды вечером могучий игрок в гольф вошел к нему и сел в кресло. Заметим, что в это время Джон трудился над детективом, поскольку выражал свой дар в рассказах о миллионерах, убитых в запертой комнате, куда можно проникнуть только через окошко в высокой стене.
Кресло заскрипело. Джон посмотрел на Сидни. Тот застонал.
— Вам плохо? — спросил хозяин.
— Ха! — ответил гость, отвел руки от лица и взглянул на хозяина красными глазами, напоминая Человека Гориллу из повести «Отрубленное ухо».
Однако Горилла был бескорыстен, а Сидни сказал:
— За два цента я разорву вас на части.
— Меня? — удивился Джон.
— Да, вас. И Пилчера. — Он встал и отломил угол каминной доски. — Вы украли ее у меня.
— Кого?
— Эгнес.
Джон воззрился на него. С таким же успехом он мог бы украсть Альберт-холл.
— Она, — простонал Сидни, — собирается за вас замуж.
— Что?!
— Или за Пилчера. Разорву и втопчу в ковер.
— Не надо, — возразил Джон.
— Кто вас звал? — простонал Сидни, завязывая узлом кочергу. — Мы с ней прекрасно ладили. Медленно, но верно я приучал ее к себе. И что же? Все псу под хвост. Сегодня я сделал ей одиннадцатое предложение, а она, отсмеявшись, сказала, что никогда не выйдет за тушу. И попросила передать вам с Пилчером: она догадалась, что вы оба ее любите, но не смеете признаться. Словом, за одного из вас она с удовольствием выйдет.
Они долго молчали.
— Пилчер — прекрасный человек, — сказал Гуч. — Лучше выйти за него.
— Она и выйдет, если он победит.
— Где?
— В матче. Она прочитала рассказ о том, как двое мужчин играли в гольф, чтобы решить, кому достанется девица. Мало того, через неделю ей попался другой такой же рассказ, а позавчера — целых три. Она предположила, что это знак свыше. В общем, вы с ним играете, а женится на ней победитель.
— Победитель?
— Естественно.
— А мне казалось… Сидни на него посмотрел.
— Гуч, — сказал он, — вы, часом, не мотылек, разбивающий девичьи сердца?
— Что вы! — вскричал Джон, удивляясь тому, что мотыльки этим занимаются.
— Тем лучше для вас, — весомо промолвил Сидни. — А то бы я… — Он помолчал, глядя на кочергу. — Нет, — он вздохнул, — не ст’оит. Да, не стоит. Что ж, спокойной ночи, жаба. Матч — в пятницу.
Он хлопнул дверью, оставив Джона одного. Но ненадолго. Вскоре явился Фредерик. Он был бледен и далеко не сразу сумел слабо улыбнуться.
— Джон, — сказал он, — я скрытен. Я не выражаю свои чувства. Но вам признаюсь, вы мне очень нравитесь.
— Да? — откликнулся Гуч.
— Настолько, — продолжал Пилчер, — что я угадал вашу тайну. Вы любите Эгнес Флек.
— Ничего подобного!
— Любите. Ах, Джон, Джон, — Фредерик нежно улыбнулся, — зачем таиться? Идите к ней, мой друг, идите, не откладывая.
Джон покачал головой и улыбнулся еще нежней.
— Узнаю вас, — сказал он. — Само благородство. Да. Благородство. Но так нельзя. Вы тоже любите ее, и я уступаю. Благослови вас Господь, мой дорогой. Точнее, благослови и вас, и Эгнес.
— Минуточку, — сказал Фредерик, — к вам приходил Сидни?
— Да, заглянул по дороге. Они помолчали.
— Я одного не понимаю, — сказал гость. — Если вы не любите эту ведьму, почему вы к ней ходили? Почему глазели, как нанятый?
— Не из-за любви.
— Да-а?
— В конце концов, вы тоже ходили и глазели.
— Я изучал ее лицо. Хочу создать комикс, вроде Страшилы.
— А я изучал ее повадки для серии рассказов «Убийца Уна».
Фредерик протянул ему руку.
