что если сердце и разбилось, оно побывало в ремонте. Кларк Гейбл мог бы поучиться, наблюдая за тем, как, склоняясь к своей даме, он гладит ее тонкую руку. Склоняясь и гладя, он еще и что-то шептал в перламутровое ушко. Словом, он был явно счастлив.
Чем и отличался от Эгнес. Ее мы, скорее, назвали бы озадаченной. Быть может, она слишком строго судила, но Кора Макгаффи напоминала ей одну из тех коварных женщин, которым ничего не стоит украсть план форта или, в самом лучшем случае, беспечно приказать: «Князь, мой веер!» Словом, на холостяцкой пирушке это еще туда-сюда, но с матерью таких особ не знакомят.
Поэтому, столкнувшись с Сидни в клубе, она прямо спросила:
— С кем это я тебя видела?
Тон ее обидел Сидни, и он прямо ответил:
— С моей невестой.
Эгнес пошатнулась. Она заметила новый галстук и аккуратную голову, но не думала, что дошло до этого.
— Собираешься жениться?
— Еще как!
— Сидни!
— Что «Сидни!»? — сердито спросил он. — Ну что «Сидни!»? Сама меня бросила, а теперь какие-то претензии! Могла догадаться, что я не залежусь.
— Это не ревность, — сказала Эгнес.
— А что?
— Я хочу, чтобы ты был счастлив.
— Я и счастлив.
— Какое тут счастье, если она похожа на змею с бедрами.
— Имеет полное право, — возразил Сидни. — В предыдущем воплощении была Клеопатрой. А я, — он поправил галстук, — Антонием.
— Кто тебе сказал?
— Кора.
— Она что, сумасшедшая?
— Ничего подобного. Да, поначалу я тоже подумал, но все разъяснилось. Она писательница. Ты, конечно, слышала о Коре Макгаффи?
Эгнес вскрикнула.
— Что? Не может быть!
— Хочешь посмотреть документы?
— Ой, Сидни, это ужас какой-то! У нас в школе выгнали двух девочек, у которых нашли ее книги под подушкой. Издатели прозвали ее Шкура Макгаффи. И «Кора из хора». В общем, на таких не женятся.
— А выходят за международных бандитов, которые бьют людей из ружья для охоты на слонов?
— Только африканских вождей.
— Они тоже люди.
— Когда напьются джина — нет. Тогда приходится. Это вроде воспитания хороших манер. И потом, он знаком с Бобби Джонсом.
— Как и бакалейщик Джонса. Сам он играет?
— Блистательно.
— Кора — тоже. Она надеется выиграть женский чемпионат. Эгнес поджалась. Она и сама надеялась.
— Вот как?
— Именно так.
— Через мой труп.
— Особенно она хороша с нибликом… — мечтательно проговорил Сидни.
Эгнес усилием воли подавила ярость.
— Ну, Бог даст, обойдется.
— Конечно! Я жутко счастлив.
— Хорошо, что мы вовремя одумались.
— Это верно. Представляешь, если бы мы сперва поженились!
— Я все равно ушла бы к Джеку.
— А я — к Коре.
— Он как-то убил льва открывалкой для сардинок.
— А Кора танцевала с герцогом Виндзорским, — не сплоховал Сидни.
Давно наблюдая за гольфом, могу сказать, что женские чемпионаты на курортах идут примерно одинаково. Мало-мальски годных участниц — штуки три-четыре, остальные просто хотят пощеголять в соответствующих костюмах. Поэтому отборочные игры описывать не стоит. Крольчихи легко и беззлобно сходят с круга, тигрицы доедают замешкавшихся, и к концу остаются только серьезные игроки.
Так было и в Ист Бамтоне. Эгнес шутя вышла в полуфинал, ожидая, что игра наконец начнется.
Глядя на то, как играет будущая миссис Макмердо, Эгнес немного успокоилась. Она по-прежнему не любила Кору, полагая, что именно такие женщины влекут мужчин на тропу греха, но в смысле гольфа Сидни повезло. Быть может, супруга отравит его или покинет, или будет нежиться на тигровой шкуре, но она никогда не выйдет на поле в бальных туфельках. Добивая очередную противницу, Эгнес видела, как Кора попала в дальнюю лунку с четырех ударов, тогда как ей самой это удалось с шести.
Полуфинал состоялся в один из тех дней, когда говорят: «Что жара! Если бы не влажность…» Долго сиявшее солнце куда-то исчезло. Нависла туча, кэдди еле таскали ноги. Эгнес не брала никакая погода. Она надеялась, что та подействует на противницу.
Кора со своей противницей играли первыми, и Эгнес снова восхитилась точностью ее удара. Сидни с явным одобрением смотрел на нее.
— Молодец, старушка! — сказал он, и Эгнес ощутила примерно то, что ощущаешь, если попадется несвежая устрица. Как часто слышала она эту самую фразу! Но она взглянула на Фосдайка, беспечно курившего сигарету, и минутная боль прошла. Если уж он не лучший из мужчин, то, знаете ли…
Когда пришел ее черед, Эгнес сразу поняла, что борьба предстоит нелегкая. Соперница была похожа на учительницу, но по мячу била мастерски.
Эгнес тоже была в форме, и до десятой лунки включительно они шли примерно вровень. Эгнес блеснула у шестой, но уступила у седьмой. Словом, успехи чередовались до одиннадцатой. Когда Эгнес направила к ней мяч, пророкотал гром, а там и разразился долго надвигавшийся ливень.
Эгнес подумала, что Провидение учло, наконец, ее заслуги. Дождь помогал ей. Тропический ливень придал бы ей невиданную силу. Она обрадовалась; но тут же заметила, что противница тоже не горюет. С явным облегчением вдохнув прохладу, она легко одолела обе следующие лунки.
Капитан Фосдайк шнырял по площадке, роняя замечания о каннибалах, с которыми доводилось встретиться, и о львах, которым, на беду, довелось встретиться с ним. Однако пока шла борьба за эти две лунки, он не произнес ни слова. Примеряясь к тринадцатой, Эгнес увидела его рядом, мокрого, несчастного, с поднятым воротником.
— Как же быть? — выговорил он.
— С чем?
— С этим дождем.
— Ерунда, моросит немного.
— А может, не стоит? Эгнес уставилась на него.
— Ты хочешь, чтобы я бросила матч?
— А что?
— Не вышла в финал из-за какого-то дождя?
— Мы насмерть промокнем. В конце концов, гольф — только игра.
Глаза у нее сверкнули, как молния, ударившая неподалеку в дерево.
— Я не уйду! — крикнула она. — А если уйдешь ты, можешь считать, что все кончено.