— Его дочь. Человек фыркнул.
— Мало ли что она скажет! Предрассудки. Дочерние чувства. Я бы не стал спрашивать у дочери. Я бы пошел к знатоку. Нет, это неслыханно! Да, у него есть усы, он их не бреет. Но «красивые»? Чушь. Нелепость. Просто смешно. В жизни не слышал такого бреда.
Племянник пробормотал, что забыл носовой платок, и поскорее ушел. Вскоре сверху спустилась Мьюриел, прелестная, как фея.
— Привет, старый хрен, — нежно сказала она. — Что ты тут делаешь? Почему ты не в гостиной?
Бренсепт кинул взгляд на дверь и понизил голос.
— Там сидит усатый тип. Я думал, это твой отец, а он рассердился. Ему не понравилось, что я назвал усы лорда Б. красивыми.
Она засмеялась.
— Ну, ты даешь! Он жутко завидует отцу. Это сэр Престон Поттер, они с сыном у нас гостят.
Она прервала рассказ, чтобы обратиться к приятному седому субъекту:
— Что, Фиппс, сейчас позовете к столу? Папы еще нет. А, вот он!
С лестницы спустился джентльмен с ослепительными усами.
— Пап, это мистер Маллинер, — сказала дочь.
Сердце у племянника упало. Он понял, что этого человека почти невозможно написать. Сэр Престон Поттер ошибся. Усы превосходили всё, что только можно. Здесь нужен был пейзажист, а не портретист.
Однако баронет, вышедший из гостиной, презрительно взглянул на соперника.
— Подстригли их, а? — спросил он.
— Конечно, нет, — отвечал хозяин. — С какой стати? Почему вы так подумали?
— Да что-то они коротковаты, — сказал гость. — И жидковаты… Моль, наверное.
Хозяин сдержался и перевел разговор. В это время по лестнице спустился человек с очень светлыми волосами.
— А, Эдвин! — сердито вскричала Мьюриел. — Мы тебя заждались.
— Прошу прощения, — сказал молодой человек.
— Правильно. Ну, раз ты здесь, я тебя познакомлю с мистером Маллинером. Он будет писать портрет отца. Мистер Маллинер… Мистер Поттер, мой жених.
— Кушать подано, — сказал дворецкий.
Племянник мой Бренсепт провел обед как бы в трансе. Он отрешенно ворошил еду и настолько не принимал участия в беседе, что случайный наблюдатель счел бы его глухонемым. Мы не будем его осуждать, он был потрясен. Легко ли услышать, что твоя возлюбленная с кем-то обручена? Слова Мьюриел подействовали на него так, словно мул лягнул его в живот. Кроме того, он был совершенно растерян.
Начнем с того, что этот Эдвин не отличался красотой. Глядя на него, Бренсепт никак не мог понять его очарования. Лицо обычное, бессмысленное, да еше изуродованное моноклем.
Несомненно, полный дурак. Ничего не понимая, племянник решил спросить Мьюриел, как только представится случай.
Представился он только назавтра, перед ланчем. Все утро ушло на зарисовки к портрету. Первые впечатления не обманули, работа требовала редкого мужества. В сущности, приходилось изображать человека, который, по своим соображениям, залег за стогом сена.
Такие чувства придали голосу горечь, и Бренсепт достаточно горько сказал «Пип-пип».
— Привет! — ответила Мьюриел.
— Какой привет? — возмутился он. — Нет, какой привет? Ты бы лучше все объяснила!
— Что именно?
— Всяких женихов.
— А, это!
— Да, это. Хорошенький сюрпризец! Я-то думал, ты меня любишь…
— Я и люблю.
— Как!
— Так. Безумно.
— Тогда зачем ты обручилась с Поттером? Мьюриел вздохнула.
— Это старая история.
— Что именно?
— Это. Ты пойми, я жутко тебя люблю, но отец совсем обнищал. Знаешь, как трудно иметь теперь землю? Между нами говоря, я бы на твоем месте попросила аванс.
Он ее понял.
— А Поттер богат?
— Еще бы! Сэр Поттер — «Деликатесы Престона». Они помолчали.
— М-да… — сказал Бренсепт.
— Вот именно. Теперь ты понял. Если бы у тебя были деньги! Хоть немного, чтобы купить квартиру в Мэйфере и ма-алень-кий домик в деревне, и машину, и виллу во Франции, и какую-нибудь развалюшку у приличной реки, где можно ловить форель… Я бы все отдала ради любви. Но, сам видишь…
Они опять помолчали.
— Знаешь что, — сказала она, — придумай смешную зверюшку для мультиков. Это очень прибыльно. Посмотри на Диснея!
Бренсепт вздрогнул, она читала его мысли. Как все современные художники, он мечтал придумать зверюшку. Веласкес, и тот в наши дни завидовал бы Микки Маусу — сиди и стриги купоны.
— Не так это легко, — сказал он.
— Ты пытался?
— Конечно. Курица Кора и бандикут Бен как-то не пошли. Чего-то в них не хватало, видимо — живости. Мне нужен прямой источник вдохновения.
— Отец не годится? Племянник покачал головой.
— Нет. Я смотрел, смотрел…
— Морж Мортимер, а?
— Нет и нет. Да, он похож на моржа, но не смешного. Эти его усы скорее величественны. Перед ними охватывает страх, как перед пирамидой. Долго он их растил?
— Не очень, всего несколько лет. Его спровоцировал сэр Престон. Но почему мы говорим об усах? Поцелуй меня, Бренсепт.
Что он и сделал.
Я не собираюсь (сказал мистер Маллинер, прервавший рассказ, чтобы спросить у мисс Постлуэйт еще виски с лимоном) подробно описывать, как страдал мой племянник в следующие дни. Тяжело видеть терзания тонкой души. Замечу только, что каждый день усугублял отчаяние.
Создать портрет лорда Бромборо мешали и его соперничество с Поттером, и ухаживание Поттера- сына за Мьюриел, и невозможность думать о зверюшке. Тем самым племянник мой, обычно — здоровый и крепкий, заметно осунулся, и взгляд его стал затравленным. У добрых людей все это вызвало бы жалость.
Дворецкий Фиппс с детства был добрым и Бренсепта жалел, пытаясь скрасить его существование. Он приносил ему шампанское, которое, в сущности, можно называть паллиативом, а не лекарством. Когда он принес бутылку на пятый день, племянник мой лежал на постели, глядя в потолок.
День, кончавшийся к этому часу, был исключительно трудным. Стояла жара, что усугубляло страдания во время сеанса. Закончив работу к полудню, племянник живо ощутил, как он ее ненавидит. Хорошо бы, думал он, набраться смелости и прорубить в чаще просеку. Когда явился Фиппс, он сжимал кулаки и кусал нижнюю губу.
— Я принес вам вина, сэр, — сказал дворецкий в своей седой и доброй манере. — Мне казалось, что вы нуждаетесь в подкреплении.
Бренсепт был тронут. Он сел, и взгляд его смягчился.
— Спасибо большое, — сказал он. — Да, нуждаюсь. Что-то мне плохо. Наверное, от жары.
