— Я столько лет их растил!
— Все понимаю, но… Жаль, конечно. Слушай, знаешь, что? Я тебе разрешаю за это отстричь мои кудряшки!
— Ладно, спасибо, — вздохнул я.
— Не стоит благодарности.
Заключив, таким образом, джентльменское соглашение, он мигом оставил неприятную тему и перешел к более важным вопросам.
— Теперь вот что. Насчет той статуи…
Эти слова вернули меня к мыслям о моем печальном будущем.
— Да, черт побери! — с упреком воскликнул я. — Так оказывается, мне придется целоваться с Бринкмайером?
В трубке послышалось сдавленное хихиканье.
— Так тебя только это беспокоит?
— А как же! — Меня внезапно пронизал ледяной холод. — Ты хочешь сказать, есть что-то другое?
Он снова хихикнул. Довольно зловеще.
— Еще бы! Ты и половины не знаешь. Будь дело только в поцелуях, ты мог бы вопить от радости. Главное — статуя.
— Статуя?
— Да, сэр. Вся опасность в ней.
— В ней?
— Именно.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я произнес это несколько иронически. Что за бред! Ну, статуя и статуя, какая, черт возьми, опасность может от нее исходить?
— Тебе нужно что-то делать, — продолжал он.
— Делать?
— Да, и срочно. Не теряя ни минуты. Во-первых, как-то пробраться на студию… Нет, прямо сейчас не получится, потому что у тебя урок риторики… Выходит, утро отпадает. Но днем, как только освободишься, первым делом…
— Да о чем ты толкуешь, черт побери?
— Я просто подумал… Нет, днем тоже не выйдет, сегодня Мичиганские Матери. Да-а… похоже, дело труба. Не повезло.
В моей душе зашевелилось смутное подозрение. Видимо, я уже привык со всех сторон ожидать неприятностей.
— Послушай, — начал я, — насчет этих Матерей… Ты сказал, я должен их принять. Мне что-нибудь нужно будет делать?
— Тебе — ничего. Они тебя просто поцелуют.
— Что? — дернулся я.
— Только и всего. Хотя, конечно, это отнимет время. Я потому и говорю, не успеешь ты статуе…
Опять дурацкая болтовня про статую! Сколько можно!
— Они меня
— Ну да, — хмыкнул он. — Встанут в очередь и будут целовать.
— А их много? — дрожащим голосом осведомился я.
— Да не очень, это всего лишь местное отделение. Думаю, сотен пять.
— Пять сотен!
— Максимум шесть. Но все равно это займет время. Так что со статуей…
— Ты хочешь сказать, что меня будет целовать Бринкмайер и шестьсот Мичиганских Матерей в придачу?
— Чертовски обидно, потому что за каких-нибудь пару минут можно было бы… Тряпка, капля карболки и… Короче, ты, главное, от всего отказывайся. В конце концов, откуда им знать, что это ты? Стой на своем, и все тут! Сработает, вот увидишь…
Первое потрясение прошло, и до меня начало понемногу доходить, что он хочет сказать.
— О чем ты?
— Я же говорю. У тебя нет времени все отмыть, так что единственный выход — не сознаваться.
— Отмывать?
— Ты что, не понял? Они все равно ничего не докажут…
— Что не докажут?
— Подозревать, конечно, будут, — не слушая, продолжал он, — но ты…
— Что подозревать?
— Это мог сделать кто угодно, так что стой на своем. Так и скажи: «Почему я? Это мог быть кто угодно». Пусть попробуют доказать!
— Что доказать, черт побери? — взбеленился я.
— Я же говорю, насчет статуи…
— Да объясни же толком!
— Позавчера, — перешел, наконец, к голым фактам мерзкий ребенок, — я намазал ей нос красной краской.
В тесной телефонной будке не так просто пошатнуться, но я сделал максимум того, что позволяли условия.
— Ты нарисовал ей красный нос?
— Да, сэр.
— Зачем, черт побери?
— Мне показалось, что будет забавно.
— Боже мой…
— Ну… ты сам понимаешь, когда перед тобой статуя, а рядом на полке стоят банки с краской, очень трудно удержаться.
Я вынужден был признать, что в его рассуждениях есть резон, однако, если отвлечься от чистой психологии, это нисколько не улучшало моего положения. Новость потрясла меня до глубины души.
— Боже мой, — повторил я, — что начнется, когда они увидят!
— Ага.
— Это же будет светопреставление!
— Шум точно поднимут, — согласился он. — Да, сэр, мало не покажется. Так и забегают. Крику будет… ое-ей. Но ты только не сознавайся, стой на своем, и они отстанут.
— Хрена лысого они отстанут! Не валяй дурака! Никто и слушать не станет. Я здесь пробыл уже достаточно времени и немало наслышан о твоих фокусах. На твоей репутации клеймо негде ставить. Мисс Бринкмайер мигом поймет, что к чему. Встань я хоть на голову, все равно не поверит.
— Тогда я даже не знаю… — вздохнул он.
— Не знаешь, вот как?
— Нет, сэр. Раз уж не успеть туда с тряпкой и карболкой, ничего не поделаешь.
Просто возмутительное равнодушие!
— Как это, ничего не поделаешь? Надо…
— Что?
Я замолк, лихорадочно ища способы спасения. Потом вдруг меня осенило.
— Да я просто сбегу!
— Что, совсем?
— Да!
— И куда же?
В моем мозгу постепенно вырисовывалась четкая схема.
— Слушай внимательно! Тебе скоро придется вернуться в Англию…
