чем преобразованные интеллигенцией греческий и чешский от крестьянских диалектов.
Создал этот язык уроженец Витебской губернии Лейзер-Ицхок Перельман, принявший «ивритское» имя Элиэзер Бен Иехуда (1859–1922, по другим данным — 1858–1922).
Загоревшись идеей, Перельман разработал новую фонетику и лексику иврита, чтобы обозначать понятия, в библейском иврите полностью отсутствующие.
С 1882 года, уже в Палестине, он начал разговаривать со своим новорожденным сыном исключительно на иврите. Для этого Перельману-Бен-Иегуде пришлось придумать много новых слов типа «буба» (кукла), «офанаим» (велосипед), «глида» (мороженое) и так далее. Если верить легенде, «первый ивритский мальчик» не говорил до 4 лет. Его мама не выдержала и заговорила с ним по-русски. Разъяренный Перельман услышал русскую речь возле кроватки сына, набросился на жену с кулаками, и тут-то ребенок заговорил на иврите.
С 1886 года в школе «Хавив» все предметы преподавались на иврите.
С 1913 года на иврите стали преподавать в хайфском Технологическом институте (Технионе). До этого преподавание велось на немецком — языке науки и технологии.
В 1922 году, незадолго до смерти Перельмана-Бен-Йехуды, британские мандатные власти придали ивриту статус официального языка Палестины.
Переселявшиеся в Израиль евреи массово принимали новые «ивритские» имена и осознавали себя как продолжение древних иудеев… Забавно, но Теодор Герцль утверждал в «Еврейском государстве» (1896), что не может быть и речи о том, чтобы иврит стал государственным языком, потому что его никто не знает: «Кто из нас знает иврит достаточно, чтобы заказать на этом языке железнодорожный билет?» — спрашивал он в Базеле.
Возможно, это огорчит часть евреев, но факт: возникновение фактически новых народов было частью потока беспрерывных перемен и изменений, который так типичен для конца XIX — начала XX веков. И доказательством того, что национальность — это не мистическое и расовое явление, а такое гражданское состояние.
В начале XX века революционеры сделали еще два народа: чехов и греков.
Греция отделилась от Турецкой империи и провозгласила независимость в 1822 году. Фактически Греция получила автономию после победы России над Турецкой империей в войне 1828–1829 и стала независимой в феврале 1830. Независимой ее объявила Лондонская конференция с участием России, Британии и Франции. До конца XIX века велись кровопролитные войны с Турцией за территории. Только после них в состав Греции вошли Македония и остров Крит.
Греческие революционеры и демократы, во многом социалисты, считали: Греции необходимо национальное возрождение. Они переводили на греческий язык произведения художественной литературы, техническую и научную литературу, вели преподавание на греческом языке.
До Первой мировой войны греки, по крайней мере в деревнях, называли сами себя «ромайос» — то есть ромеями, римлянами. Такая пережиточная память о Римской империи. Городская интеллигенция считала, что называть себя надо «эллинами» в память о Древней Греции — чтобы подчеркивать преемственность. Они добились своего: греки называют себя эллинами, и в их самосознании живет вера в культурную преемственность от времен Гомера и Александра Македонского. В точности как евреи Израиля начинали осознавать себя продолжателями древних иудеев.
Современные греки — народ, созданный по проекту теоретиков.
Другой такой народ — это чехи. К концу XIX века Чехия была почти полностью онемечена. Чешские социал-демократы вынашивали планы реформирования Австро-Венгрии и превращения ее в Австро- Венгро-Чехию. Южные славяне, правда, полагали, что следует создать Австро-Венгро-Югославию… Австрийское же правительство понимало, что если начать строить такие государства, то империя просто распадется.
Кроме того, чешские патриоты, в абсолютном большинстве социал-демократы, старались поднять народное самосознание и чешскую культуру. Они переводили на чешский язык произведения классики, техническую литературу, читали и писали по-чешски, отказываясь использовать в быту и в культурной жизни немецкий язык.
Кроме того, они весьма своеобразно интерпретировали чешскую историю… Был, например, такой эпизод: в 1378 году погиб чешский король Пшемысел Отокар II. Германский князь Оттон Бранденбургский фактически стал на какое-то время правителем Чехии. Творимые его войском грабежи и насилия запомнились… И вот в 1863 году знаменитый чешский композитор Бедржих Сметана посвящает именно германским насилиям над чехами свою первую оперу — «Бранденбуржцы в Чехии».
Говорить о нациях в современном смысле слова в XIV веке нет смысла, но описывались события именно так: «они», немцы, грабят и насилуют «нас», чехов.
Тогда же поднимали на щит и восхваляли отвратительных разбойников и религиозных изуверов — таборитов Яна Жижки. Об этой кошмарной орде в наше время написаны прекрасные книги польского писателя Анджея Сапковского. Они переведены на русский язык и вполне доступны читателю{170}. В Чехии же конца XIX века получалось примерно так: зверообразные немцы разгромили хороших чехов.
В 1620 году под Прагой на Белой горе армия императора Священной римской империи, католика Фердинанда II, разгромила войско протестантов. В этой борьбе религиозная принадлежность была куда важнее национальной. На обоих сторонах воевали и чехи, и немцы, и венгры, и поляки, и всевозможные помеси между этими народами.
После поражения протестантов многие из них бежали из страны. Это бегство почти всей национальной элиты привело к упадку чешской культуры и языка, к германизации интеллектуальной и культурной жизни страны.
Неоднозначные, непростые события. Но национальная интеллигенция трактовала все очень просто: как очередную обиду, которую чехи потерпели от немцев. Почитайте Гашека: там Белая Гора однозначно символ национального поражения.
Забежим вперед: в сентябре 1945 года на Белой Горе было даже организовано специальное торжество, посвященное изгнанию из Чехословакии немцев и венгров. Премьер-министр Чехословакии, левый социал-демократ Зденек Фирлингер вполне официально заявлял: «Дорогие сограждане, товарищи, братья и сестры! Мы собрались на историческом месте, на Белой Горе, чтобы отпраздновать принятие одного из важнейших революционных актов — конфискацию земель наших исконных врагов, немцев и венгров, и всех, кто в самое тяжелое для нашего народа время им помогал… Этим нашим праздником мы хотим показать, что поражение, которое постигло наш народ на Белой Горе и которое должно было повториться при нацистском режиме, будет полностью искуплено».
В конце XIX века, на первый взгляд, ничто не предвещало утробных националистически страстей. С середины XIX века росли численность и богатство чешской интеллигенции, все активнее становилась интеллигенция, росло число национальных школ, театров, научных организаций, спортивных кружков…
Видный чешский историк и лидер национального движения Франтишек Палацки вспоминал, что в 40 -х годах XIX века человек, который захотел бы в центре Праги спросить у прохожих дорогу на чешском языке, запросто мог натолкнуться на просьбу говорить по-человечески, то есть по- немецки. Уже через 15–20 лет такая ситуация была невозможной — чешский перестал быть языком преимущественно малограмотных сельских жителей{171}.
Национальные трения проявились во время выставки, демонстрировавшей хозяйственные и культурные достижения жителей Чехии — как чехов, так и немцев — в 1891 году. С точки зрения чехов, выставка должна была отразить именно ИХ достижения. Немцы так не думали и выставку игнорировали. К их огорчению и к восторгу чехов, император Франц Иосиф посетил выставку. Как же так?! Чей он император, этот Франц Иосиф?! Если немецкий, то почему не поддерживает немцев?!
В 1893-м и 1897-м годах в Праге пришлось ввести чрезвычайное положение: немцы и чехи начинали Гражданскую войну с непредсказуемыми последствиями. В 1908 году ввели даже военное положение, и в город вошли верные правительству войска.
Чехи стали народом, который возрождался революционным путем, не без участия социал- демократии.
