— Ты назвал меня Элизабет, — прошептала она.
Калеб зажмурился, пытаясь припомнить, когда в последний раз думал о ней как о Лиззи.
— Разве? — пробормотал он.
Она прикусила нижнюю губу, ее глаза потемнели и подозрительно заблестели. Он был потрясен. Такая ерунда значила для нее так много! Должно быть, этот уменьшительный вариант ее имени кажется ей вульгарным. Черт, это действительно было глупо и подло. Он делал это только для того, чтобы унизить ее и подчеркнуть ее бессилие.
Какой же сволочью он был!
— Но тебе это не поможет. Я все равно называть тебя Рэмбо.
Калеб снял перчатки, поднял с пола полотенце и принялся вытирать лицо и грудь.
— Я и не думал, что ты посмотришь в мою сторону после… после того. Я думал, ты сидишь в укромном уголке и точишь когти.
Лицо Элизабет стало печальным и задумчивым.
— Почему ты остановился?
— Ты… ты удивила меня. Я не верил, что ты еще девушка.
Элизабет открыла рот, собираясь заговорить, но он прервал ее:
— Не говори ничего. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я просто… — Калеб замолчат на полуслове. Элизабет говорила правду. Значит… Дэвид обманул его, по крайней мере, в том, что касалось этого маленького, но немаловажного обстоятельства.
Кому же теперь верить? Дэвиду или Элизабет? Или истина лежит где-то посередине?
Элизабет отвела глаза, потом снова посмотрела на Калеба. Щеки ее пылали.
— Но даже если так, ты же знаешь, я не хотела, чтобы ты останавливался.
— Элизабет. — Калеб сжал ее руку. — Уйти от тебя сегодня было самым трудным в моей жизни. Но я должен был это сделать. Ты — под моей защитой.
— Ах, защитой! — Она отняла у него свою руку. — Большинство людей сочли бы это противозаконным заключением.
— Называй как хочешь, мне все равно: пока ты здесь, я за тебя в ответе. И, черт побери, сюда, конечно же, не входит… То, что произошло сегодня утром… это была ошибка. Больше такое не повторится.
После неловкого молчания Калеб добавил:
— Я думал, что двадцатипятилетняя девственница — это вымерший вид.
Элизабет пожала плечами, села рядом с ним на скамейку, но стала смотреть в другую сторону.
— Не все просто, по крайней мере, для меня, — задумчиво сказала Элизабет. — Я всегда считала, что интимные отношения — самые важные изо всех, что бывают между людьми. Зачем же их профанировать, обесценивать, если по-настоящему не любишь?
Ее слова повисли в молчании. Из них можно было сделать только один вывод: Элизабет его любит. Любит так, что готова отдать себя целиком и полностью. Эти слова заставили трепетать его сердце, хотя он понимал, что они должны были ужаснуть его.
— А как тебе удалось прожить три недели в «Авалоне»… вот так?
— Не знаю. Лу — тот еще тип. Он приперся ко мне, довольно нагло, в первый же день, когда я там появилась.
— Ты удивилась?
— Конечно, удивилась. Я знала, что в «Авалоне» это не поощряется. Их мировоззрение не включает в себя понятие «свободная любовь». Вся их жизнь зависит от ритмов природы, от выполнения тяжелой физической работы, в основном на земле.
— И на мытье унитазов?
Элизабет поморщилась.
— Этим занимаются новички. Ты делаешь эту работу, пока не предложат что-нибудь более достойное. Конечно, там много говорят о любви и гармоничных отношениях, но только платонических.
— Значит, сексуальная революция осталась шестидесятых?
— Да, я думаю, так. В этом смысле они очень консервативны. Кроме того, они так много работают, что у них не остается сил на секс. Все, что они могут себе позволить, — это крепко обнять друг друга.
— Так, значит, ты удивила Лу? Я думаю, он может быть очень настырным.
— Ну, конечно, я сказала, что еще девственница. Я думала, на этом все кончится и он уйдет.
— Позволь мне догадаться, что было дальше. Он еще больше распалился, да?
— Откуда ты знаешь?
— Случайно догадался. — Калеб улыбнулся наивности Элизабет.
— Лу был заинтригован… Во всяком случае, он так сказал. Как бы то ни было, он дал ясно понять, что спать с ним входит в мои обязанности. Он не собирался отступать.
— Так почему же он не получил своего?
— Ну, видишь ли, он и сам придерживается круговорота природы. Все вертится вокруг лунного календаря. Как сказал Лу, идеальное время, чтобы раскрыть — тьфу! — бутон моей невинности, превратить его в букет женственности тра-та-та и тра-та-та, — это следующее полнолуние. «Полнолуние есть самое благоприятное время для всякого рода изменений и превращений».
— Твое счастье, что я выкрал тебя раньше, чем Лу раскрыл этот твой бутон, — сказал Калеб. — Так ты собиралась позволить ему…
— Нет! Боже мой, Калеб, что ты такое говорить? Я собиралась уйти оттуда до полнолуния, а потом снова вернуться.
— Чертовски умно, — сказал он, и в его голосе послышался сарказм.
— Это единственное, что я смогла придумать.
— Ты отдала им все свои деньги? — спросил он.
— Ага. Закрыла счет в банке. — Элизабет засунула руки в карманы своей «кенгуру» и печально улыбнулась. — Целых триста шестьдесят долларов и девятнадцать центов.
На какую-то долю секунды Калеб решил, что она шутит, но потом резко отвернулся. Как бы почувствовав, что смутила его, Элизабет тихо сказала:
— Это был неудачный год в смысле работы.
— Расскажи, почему ты вступила в «Авалон»?
Элизабет повернулась к Калебу, их лица почти соприкасались. Глаза у нее были не просто карие, в середине радужки было янтарное кольцо, которое сейчас расширилось, пока он смотрел на нее как зачарованный.
— Ты готов меня выслушать? — спросила Элизабет.
— Выкладывай, пока я не передумал.
Она глубоко вздохнула.
— Дэвид звонил мне из «Авалона». В последний раз он разговаривал шепотом.
— Что он сказал?
— Он был ужасно напуган. Там что-то происходило, о чем он не мог говорить по телефону. Он только сказал, что не хочет кончить, как Тесса.
— Кто такая Тесса?
— В то время я не знала, но позже выяснила, что она ушла из коммуны незадолго до гибели Дэвида. Он просил меня помочь ему — как именно я не знаю, но он заставил меня пообещать встретиться с ним на следующий день. Он сказал, что постарается улизнуть на пару часов. Конечно, я согласилась. Он… — Элизабет закусила губу. — Жаль, ты не слышал этого сам.
Калебу не нужно было этого делать. Он слышал страх и отчаяние в голосе брата, когда Дэвид просил его позаботиться об Элизабет. Но Дэвид ничего не говорил ему ни о какой Тессе, ни о каких гнусных делах в «Авалоне».
Калеб поставил локти на колени и взъерошил влажные от пота волосы.
— Если Дэвид думал, что в «Авалоне» творится что-то неладное, он попросил бы меня помочь ему. Это было бы логично. Меня специально обучали таким вещам.
— Может быть, он не попросил тебя из-за того, о чем я тебе раньше говорила. Он не смог бы вынести
