ежеминутно, ежесекундно смотрел на меня, думал обо мне, желал меня — я не могла.
Закрыв машину, я пошла к таксофонам. Купила карточку. На улице только брезжил рассвет, но вокруг бурлил и шумел народ. Объявляли о начале посадки, о завершении посадки. Насколько хватает взгляда: сплошное море сумок и лиц.
— Да. — Крикнул Марк на другом конце провода.
— Я не могла по-другому. Прости, пожалуйста. — Проговорила тихо. Он не мог меня не слышать. Взорвись в метре от нас по петарде, он не мог меня не слышать.
— Лида, где ты? Не убегай. Мы все решим. Вернись.
— Я вернусь. Позже.
— Ты усугубишь все. Не убегай. Лидонька, просто, вернись домой.
— Я не могу, Марк. — Я помолчала. — Помнишь, что я прошу, когда хожу во сне? — Я закрыла глаза.
Он молчал. Он помнил. Это была одна фраза. Всего одна. Всегда. Остановите меня. Остановите меня. Остановите меня.
Остановите, пока не вошла во вкус.
Остановите, пока что-то еще имеет значение.
Просто, остановите.
— Лида, нам нужно разобраться со всеми обвинениями. Своим побегом ты признаешь свою вину по всем делам. Вернись.
— Марк, я люблю тебя. Очень. Но мне нужно побыть одной. Прости.
Я повесила трубку. Вытерла щеки. Вынула карту из телефонного аппарата. Направилась к расписаниям поездов дальнего следования. Куда угодно. В купе проводницы. Уж я «договорюсь»…
12
— …Лида? — Захлебнулся знакомый голос. Я склонила голову, не оборачиваясь. Но Галка уже узнала. — … Лидунчик!
Она взяла меня за плечо, разворачивая. В тамбуре больше никого нет. В худой, перманентно загорелой руке — сигаретка. На лице — удивленная улыбка. Смущенная, растерянная, все еще не верящая.
— Привет. — Улыбнулась я.
Поезд Москва — Екатеринбург. Второй день на рельсах. Мир так узок в вагоне купе. Так тесен…
— … Что ты тут делаешь? — Она не скрывала изумления. — …Ты ли это?…Не думала, что ты вообще на поездах ездишь.
— Ты домой? — Я вспомнила, что Галчонок откуда-то оттуда. Из Нижнего Тагила, что ли?
— …Да, домой. — Захлебнулась она. Затянулась. Выдохнула густой белый дым в стекло. — …Вокруг тебя такая шумиха…Хочется спросить, правда ли это? Но ты, ведь… не ответишь.
Я посмотрела в окно. В заснеженную бескрайнюю Русь, стискивающую нас зябкими объятиями, пытающуюся остановить, молящую подождать, вздохнуть, прислушаться, подумать.
Галка кивнула, снова затягиваясь. Выкинула окурок в сквозящую щелку. Выдохнула. Снова кивнула.
Я смотрю в снег. На черные голые деревья, на бесконечные провода.
Галчонок собирается уйти. Она понимает. Что-то она понимает. Даже, если это совершенно не относится к правде, она найдет причины, оправдания и не обидится.
— Тебя не хватятся? — Спрашиваю ее спину, шагнувшую к двери.
Обернувшись, она чуть дергает головой и улыбается.
Мы приехали за день до Дня рождения Галкиной мамы. У них очень просто и чисто.
— …Я прекрасно понимаю, что ты можешь оплатить хоть гостиницу целиком…Но маминых щей там тебе никто не сделает.
Я не смогла отказаться.
Скажи она что угодно… Упрекни. Начни увещевать. Насмехайся. Все было бы без толку. Но Галка — это кратчайший путь из пункта А в пункт Б. Она всегда — напрямик. Она всегда — в точку.
В квартире три комнаты. Родительская, семьи старшей сестры и старенькой бабушки. Уже давно Галка чувствует себя гостьей в родном доме. Как и я в своем собственном, в Самаре. Но дом — он всегда дом. Чистенький, с растрескавшейся плиткой в туалете, с замазанными подтеками в ванной, со стенкой — ровесницей ее старшей сестры.
У сестры семилетний сын. Бабуля — тихая как тень. Отец — среднестатистический бытовой алкоголик. Не запойный. Хотя, после сокращения на работе всякое может случиться. Мама — педиатр в районной поликлинике. У них душевно, не склочно, смущенно и очень жарко. Хочется открыть форточку. Но пока парень носится по квартире, взмыленный и горящий — нельзя.
Галчонок с подарками. Галчонок приехала из Москвы. Это другой мир. Даже в ста километрах от МКАДа — уже другой мир. В магазинах тоже самое. Цены не всегда ниже. Но подарок, купленный
В глазах сестры — немая зависть. У нее интересный муж, у нее здоровый сын, у нее под боком родные. А в глазах — немая зависть. Я отворачиваюсь. Мне неудобно. Особенно после резанувшего взгляда ее мужа. Узнал.
За ужином Галка рассказывает свои новости. Часов семь уже, стемнело по-зимнему рано. Мы едим щи. Водку. Картошку с мясом. Водку. Бабушкины соленые огурчики. Водку. И совершенно потрясающую квашеную капусту. С семенами укропа, маслом и сахаром. И снова водку. Галка в подпитии говорит легче, почти без схваток. И так как День рождения случится только завтра, а мы с дороги, то и спать идем где-то в районе «спокойной ночи, малыши».
В комнату, где спит бабушка с правнуком подмышкой. На полуторке, уютной, как свитер, который носишь десятый год. Как стоптанные тапки, которые никогда и ни за что не предашь.
Темно. Бабушка похрапывает с тревожным свистом. Мелкого еще не угомонить. Перед глазами вертолетик, поэтому смотрю в потолок. Мы лежим в темноте, и я думаю об Аньке, которая не пригласила на свадьбу. Думаю о Максе. Думаю о тех, о ком успела забыть. Макс — лишь первый муж подруги. У каждой будет. У каждой. И всегда будет одно и то же. Взгляд Галкиного зятька намекнул об этом прямолинейно и безнадежно. И ради них, ради себя, ради всех нас, ради того, что мы можем вспомнить… я, даже, не позвоню.
Разве вправе я заставлять близких мне людей чувствовать себя виноватыми? Жизнь сама все расставит по местам. Помогать ей в этом — все равно, что запустить дождевых червяков утоптать асфальт вперед катка.
А Галка лежит и молчит так, будто все и так знает. И мне очень хочется рассказать. Хоть кому- нибудь. Хоть с кем-то разделить все-все… Но я молча смотрю в потолок. И в душе слезы. Водопады слез. Но они, лишь, там.
Меня разбудил нормальный, логичный и прогнозируемый сушняк. Бабушка все так же посвистывала, храпя. Галька, почувствовав простор после того как я поднялась, раскинула свои худющие руки-ноги по всей полуторке. Стараясь не шуметь, я пошла на кухню. Работал телевизор.
— Ты что не спишь? — Спросила я мелкого, протирая глаза.
Налила воды из графина. Отпила. На экране скакали лошадки. Очередная SMS-игра, придуманная светлой головой и запущенная темными мыслями.
— Моя лошадка выигрывает. — Ответил мальчишка. В руке зажат мобильный телефон.
— Чей телефон? — Спросила я раньше, чем подумала о том, что это не мое дело.
— Папы.
