Он.
Маргарита отвори мне окошко поскорей. Маргарита говори мне про рыб и про зверей. Опустилась ночи тень, всюду в мире свет потух. Маргарита кончен день, дует ветер, спит петух. Спит орёл на небесах, спят растения в лесах, будущие спят гробы, сосны, ели и дубы. Воин выходит на позор, бобр выходит на грабёж, и бросая в звёзды взор, счёт ночам заводит ёж. Рыбы бегают в реке, бродят рыбы по морям, и скворец в своей руке тихо держит мёртвый храм. И дрозды поют слегка, и рычит печальный лев. Гонит Бог издалека к нам на город облака, и рычит печальный лев. Он.
Мы не верим что мы спим. Мы не верим что мы здесь. Мы не верим что грустим, мы не верим что мы есть. Он.
Холод горы озаряет, снежный гор больших покров, а в снегу как лунь ныряет конь под тяжестью ковров. На коврах курсистка мчится, омрачённая луной. На коня глядит волчица, пасть облитая слюной. Лежебока, бедный всадник, мчится в тройке как лакей, входит в тёмный палисадник, кость сжимая в кулаке. Отдаёт курсистке плеть он, подаёт старухе трость. Каждый час встречая тостом, он лихую гладит кость. А курсистка как карета запылённая стоит. С незнакомого портрета глаз не сводит. И блестит. Он.
Я мысли свои разглядывал. Я видел у них иные начертания. Я чувства свои измеривал. Я нашёл их близкие границы. Я телодвижения свои испытывал. Я определил их несложную значимость. Я миролюбие своё терял. У меня не осталось сосредоточенности. Догадывающийся догадается. Мне догадываться больше нечего. Он.
Сейчас я буду говорить. Пока он говорит, является небольшая комната. Всё рассечено. Где ты наш мир. Ни тебя нет. Ни нас нет. На тарелках сидят Пётр Иванович Иванович Иванович, курсистка, дворецкий Грудецкий, Степанов-Песков и четыреста тридцать три испанца.
Входит Лиза или Маргарита.
Одна из двух.
Что вижу я.
