христианином, пусть сколь угодно поверхностным и «двоеверно живущим».
Если б одно, ну два прегрешения из этого списка – речь ещё могла бы идти о непоследовательности в христианстве, но наблюдается как раз последовательность – вот только совершенно нехристианская.
Перед нами, читатель, последовательный, убеждённый язычник, один из тех, кто за два столетия не смирился с торжеством чужой веры, из тех, для кого, по выражению автора «Повести временных лет», «вера хрестьянска уродство есть».
Восхищаясь древней песней Русской славы, помните, читатель, – это всего лишь крохотный осколок, отблеск языческого Солнца в обломке разбитой чаши. Вся вот эта дивная прелесть, скоро третий век как вдохновляющая лучших художников, поэтов, композиторов, – это, образно выражаясь, всего лишь одно из колец на коновязи, что стояла во дворе храма культуры языческой Руси.
Поверите ли, что сожжённый храм был «сараем»?
Открыто выступить против христианства и Христа создатель «Слова…» не решался – всё же новая вера уже два века как господствовала в городах Руси. Он просто молчал про них – как Кирилл Туровский обходил молчанием огромные капища, на которых продолжались жертвоприношения и в его времена.
Один древнерусский писатель делает вид, что язычество на Руси полностью исчезло (и ему, увы, верят). Другой – делает вид, что христианства вроде бы и нет (чего, увы, не замечают). Два великих писателя Древней Руси – блестящий образ расколовшегося надвое народа, причём каждая из частей, отчаявшись поглотить или уничтожить другую в ходе Столетней гражданской, старательно делала вид, что её, другой, попросту нет.
Они жили рядом, но старались не замечать друг друга, не пересекаться. Рядом с известной нам по сохранившейся – в монастырях! – литературе крещёной Русью XII века существовала, по сути, другая страна (как позднее, в послепетровские времена, будет две России: народная, деревенская, и европеизированная, дворянско-чиновничья). Существовала параллельная Русь.
На самом деле летопись то и дело проговаривается об этой стране – параллельной Руси. Если знать, что искать, – урожай находок может оказаться неожиданно щедрым.
Взять то же выражение – «поганым бо вера хрестьяньска уродьство есть». Здесь показательно то, что слово «есть» летописец, рассказывающий вроде бы о временах Ольги и Святослава, упоминает в настоящем времени.
Значит… значит, это мнение его современников, не оставивших прежних, родных Богов, не язычников X века, а язычников века XII.
А таковых хватало даже в Киеве – не говоря про окраины вроде Волыни, Мурома, вятических чащоб.
Ипатьевская летопись под 1198 годом рассказывает о всеобщем ликовании, охватившем киевлян при вокняжении на столе «Матери Городов Русских» князя Рюрика. «И обрадовалась вся Русская земля о княженьи Рюрикове, кияне, и крестьяни и погани, зане всих принимаше с любовью; и крестьяныя и поганыя».
Видимо, столь справедливое отношение к некрещёным землякам было редкостью – но сам факт существования среди «киян» язычников, «поганых», может очень и очень удивить неподготовленного читателя.
Оказывается, даже после поражения 1069 года далеко не все жители Киева, стольного Киева, из русских городов крещённого первым, отошли от родной Веры – а ведь с дней, когда Отступник бросал кумиров в Днепр, прошло более двухсот лет!
Тут лично у меня появляются глубочайшие сомнения: а являются ли «свои поганые», упоминаемые летописью в составе княжьих дружин XII столетия, так уж обязательно осевшими на землю кочевниками – торками, берендеями, чёрными клобуками и прочими ковуями – прообразом грядущих служилых инородцев Московии, как обычно понимают этот летописный оборот.
На Руси в те годы, как выясняется, хватало «поганых» вполне славянского происхождения! Скажем, воинов Андрея Боголюбского летописец несколько раз называет «погаными» – между тем никаких берендеев или торков в воинствах владыки Залесья попросту не могло быть!
В самом Киеве даже несколько раз упоминается Турова Божница на Подоле, у которой собиралось киевское вече, когда горожане собирались выступить против князя.
Историки сломали немало копий в спорах о том, что за божница такая, были даже предположения, что Туром звали одного из тех самых варягов-мучеников, погибших от рук оскорблённых ими киевлян в 986 году.
Да только доказательств никаких не нашли. И никакого святого Тура святцы не знают – ни в те времена, ни много позже. Более того, слово «божница» в летописи не применяется к православным храмам! [50]
Иногда на Севере Руси божницей называли католические – то есть опять же не православные – храмы, но очень сомнительно, чтобы киевское вече собиралось у молельни чужеземцев. А то, что язычники на праздниках своих «некоего Тура сатану… вспоминают», сообщается ещё тем же Гизелем.
В Северо-Восточной Руси, над Галицким озером, стояло капище Турово. Воинственный Бог Тур упоминается и у сербов. И очень возможно, что именно в честь его стояла на киевском Подоле «божница», у которой собирались киевляне, если были недовольны князем – князем, чья власть освящалась новой верой.
И именно к ней скорее всего ходили на поклон те самые «кияне… погани», коих, проговорив шись, вспомнила летопись в 1198 году. И это далеко не единственная обмолвка в христианских рукописях того времени, позволяющая заключить, что христианство на Руси вовсе не было таким уж всеобъемлющим, как того хотелось иереям, и кроме «двоеверно живущих» христиан, существовали на крещёной Руси и «свои», русские, «поганые».
Любопытно, кстати, что сами к себе русские язычники, как уже было сказано, имени «поганых» не применяли. Тот же автор «Слова о полку Игореве» упорно именует «погаными» половцев да литву – что для такого человека несколько даже удивительно.
Хотя с другой стороны – ведь это название было дано его вере чужаками, а он слышал его в качестве брани – (как к русским националистам иные индивидуумы не так давно применяли слово «фашист»). Вполне естественно, что он в таком качестве его и употреблял.
Сохранились, скажем, такие предписания: человек может стать попом, если только он не совершил до крещения убийства. Ясное дело, что здесь речь не про младенцев – вряд ли те могли кого-то убить перед тем, как их опускали в православную купель.
Недаром весь XII век православные церкви строились с обширными, рассчитанными явно не на новорождённых, крестильнями-баптистериями. Такие сооружения, кстати, вновь появились возле церквей, начиная с конца 1980-х годов, во времена так называемого церковного возрождения.
Стало быть, взрослый, пожелавший обратиться в христианство, был для Руси XII столетия столь же обыденным делом, как и для конца XX.
Бывали, как ни удивительно, и обратные случаи. И.Я. Шроянов сообщает о совершенно изумительном документе – особом покаянном каноне для человека, который, родившись в православной семье, затем отпал от православия, а потом – вновь пожелал вернуться в лоно православной церкви.
Вновь обращённый обязан был при всём народе проклясть соблазнившую его веру и поститься сорок дней. Причём вера, в которую впадали отступники, – это язычество. То есть человек родился в православии, впал в язычество – а потом, раскаявшись, вновь решил обратиться к вере Христовой – это ж только вообразить такое завихрение, такую жизненную коллизию!
И ведь, судя по тому, что посвятили этому случаю особый канон, был это не единичный случай! Уж не суровые ли дни кровавой Столетней гражданской описывает данный канон?
Между прочим, случаи, когда христианин вновь обращается к религии своих предков, истории известны. В дни гибели Римской империи жил в Италии такой поэт – Нонн Панополитанский. От него до наших дней дошли стихотворное переложение Евангелий и языческое житие Диониса.
Причём переложение Евангелий написано, называя вещи своими именами, довольно коряво и неумело, ученическим слогом. А описание деяний весёлого бога вина блещет красотами стиля, изысканной игрой
