Страшно. До полоумного бега, до выдирания волос, до непрестанного повторения одного и того же слова 'нет', причислять себя к людям со всеми вытекающими отсюда последствиями. Четким разграничением деяний на хорошо и плохо, должна и можно, простят и осудят. И тут же видеть в этих самых людях кусок хорошего мяса. Поддерживать в обществе аристократов светскую беседу, вовремя меняя выражение лица, а глазами следить за движениями собеседников. Просчитывать лучшую из возможных траекторию нападения, чтобы одним укусом перегрызть горло.
Селестина вспомнила: она всегда знала - тени, плавно скользящие в зеркальных поверхностях, живые. И ждут часа, чтобы покинуть плоскую территорию обитания и вырваться в объемный мир. Тени преследовали девушку с самого детства. Выглядывали из зачерненных тьмой стекол. Подсматривали из бликов хрусталя. Сопровождали во время прогулок по городу. И даже скалились из весенних луж. Пока не решились завладеть ею. Погасшая свеча в умывальной. Звон осыпавшихся осколков. Но она не прикасалась к стеклу! И цокот когтей в завывании ветра… В тот миг, в девушке поселились желтоглазые кошмары.
Естественно. И привычно. К одному тянет, вторым пользовалась всю жизнь. Что выбрать? Отвращение к самой себе на толстом ломте удовольствия, потому что никто не запретит испытывать его, или… смерть, ибо человеку не под силу сдержать вызволенные из небытия инстинкты охотника. Даже не поздно. Рано. Они одержат верх и накажут за попытку запихнуть их внутрь тесной тюремной камеры воли. Так зачем отказываться?
Зная наперед. Выучив маршрут. Вооруженная толикой везения. Селестина пряталась за углом школы. Она ждала. Темноволосого кудрявого малыша, и пятнадцати его шагов в нужную ей сторону. Возле дома не гадить! Да помнит она правило, но следующая охота не скоро, а желудок полон раскаленных углей уже сейчас. И мальчишка прекрасно подойдет, чтобы унять этот жар.
Открылась со скрипом дверь. Ломкий голос попрощался с кем-то внутри здания. Четыре ступеньки крыльца с притоптанным за день снегом. Семь шагов, и жертва покинет световое пятно. Он не успеет испугаться. Он вообще ничего не успеет почувствовать. И позвать на помощь…
За вдох до прыжка кто-то свалил Селестину с ног. Другой оборотень прижал передними лапами ее тело к земле и опасно скалиться возле ее шеи. Беззвучно. В тени. Краем удлиненного глаза провожает, напевающего веселую мелодию мальчишку. Ей не справиться. Оборотень сильный. И привычен к убийству. В том числе себе подобных.
Девушку бросили в грязный подвал, где она вновь обрела человеческий вид, но не повадки, присущие аристократической крови. Желание отведать запрещенной плоти сводило ее с ума. Селестина выла от досады. Бросалась на ржавые прутья. Каждый день личный слуга Скайди приносил ей роскошный обед, который она уплетала за обе щеки. Не ощущая вкуса и не испытывая наслаждения от изысканных блюд. Лишь бы набить желудок и притупить боль. Во второй половине дня к ней спускалась Томарэ. Она повторяла свою историю. Похожую, но другую. В подробностях описывая свои муки. И добавляла в конце - он придет и поможет, если Селестина не справится сама, но лучше не доводить до этого, ибо его снисхождение не чудо, а боль…
И Томарэ оказалась пророчицей. Однажды Скилл спустился в подвал. Окатил узницу быстрым и грустным взглядом. Открыл дверь камеры и свистнул. Сразу после… В помещение ворвалась тварь и вцепилась в выставленное для защиты лица предплечье Селестины.
- Ты так хотела сотворить это с другими…
Острая боль от сомкнувшихся на руке зубов оборотня. Крик. Удар о стену и грохот костей внутри тела, когда он отбросил девушку на стену. Из легких вылетел весь воздух, а правая половина туловища онемела.
- Ощути, каково им… Быть нашей пищей…
Подручный палача зубами вырвал из бедра Селестины кусок мышцы, а передней лапой и весом тела раздробил ее ладонь. Вцепился в предплечье и начал мотать девушку по клетке.
- Твоя ярость должна быть холодной. Твой голод - управляемым. Ты не животное…
Оборотень полоснул когтями по боку Селестины, разодрав грязную одежду, оголив ребра.
- Я не человек, - прошептала израненная девушка.
- Ты выше… - Скайди дал знак члену стаи остановиться.
Тварь с неохотой оторвалась от пятен крови на стене и полу и вышла из комнатки, бросив неприязненный взгляд на Селестину. Его место занял юноша. Он сел возле тела, на котором жили только глаза, лихорадочно метающиеся, и искривленный судорогой рот. Парень положил голову раненой себе на колени. Оттер ладонями кровь с милого личика и по-отечески поцеловал в лоб.
- Страшно? - спросил Скилл, а затем криво усмехнулся. - Поверь, это ерунда. Завтра будешь как новенькая. Ты усвоила урок, Селестина? Так ведь? Должна была, - юноша провел рукой по свалявшимся волосам девушки. - Не бери больше, чем нужно. Не потакай себе. Все вы такие… Не истинные. Всех вас учить приходится. Будто бы вы с изъяном каким. Боитесь потерять то, что внезапно обрели. Ерунда это… Пустое… - юноша привалился к стене и расслабился, но гладить Селестину не перестал - движения его стали равномерными, механическими. - У вас есть кому подсказать. Кто поможет вам обрести равновесие. Сложить две ваши половины вместе. А знаешь, что на самом деле вызывает ужас? Откуда ж тебе знать… - Скайди закрыл глаза. - Когда приютский мальчик обнаруживает в себе скрытую силу и испытывает настоятельную потребность реализовать ее, но толком не понимает, что ему делать. Когда отчаявшись он сбегает и прячется на кладбище, потому что туда его привел нос. Высматривает свежих покойников и, глотая, слюни раскапывает по ночам могилы. Но иногда ожидание затягивалось, и тогда в ход шли престарелые трупы. С гнилью. Сочные. Полные слизи. Мальчик давился, но ел, а потом его рвало в кустах, а потом он снова ел… - Скилл закашлялся, сплюнул на пол. - Этот вкус, Селестина, вкус разложения, его ничем не перешибить. Он въедается в руки. Одежду. Волосы. Он захватывает тебя, и скоро ты сам перестаешь принадлежать миру живых… - по лицу бледному лицу парня текли слезы. - Однажды я подслушал разговор, и так узнал об оборотнях. Я сразу поверил, не тратя время на сомнения. И именно тогда решил, что я и подобные мне достойны лучшего. Достойны не занять жалкое место в мире, а править миром! - Скайди открыл глаза. - Слышишь, Селестина, править… А ты чуть было не помешала моим планам. Всего несколько правил. Можно пересчитать по пальцам… Элементарно. СОБЛЮДАТЬ ИХ!!! И ты прикоснешься к величию власти… Выздоравливай, - пожелал он напоследок.
Юноша сбросил голову девушки с колен, ни сколько не заботясь о том, причинит он ей новые страдания или нет. Встал и ушел, не заперев решетку. Фундамент надежной темницы теперь заложен в разуме девушке, а стены она достроит сама. Уж такова психология перевертышей.
Следующий день помимо текущих проблем с новенькой, добавил Скиллу пищи для ума. Утром Эрнест принес из почтового отделения письмо с красным кругляшом-штемпелем Тирайи. Молчун торопился сообщить последние новости. В частности, он упомянул об официально объявленной помолвке между маркизом Ошанским и герцогиней Беольской, к которой Скайди имел определенный интерес. Зная о неприязни между столичным воротилой и известным лером, будущий ученик Скилла счел за лучшее оповестить своего кумира.
- Я должен попасть в столицу! - обратился парень к виконту, сидящему за соседним столом. Поездка не вписывались в планы юноши, и он искал аргументы, чтобы отказаться от нее. Хотя сам заранее знал, что против слова 'нужно' любые причины бессильны.
- Зачем? - проявил любопытство Эрнест. - Ты недавно там был.
- Читай! - Скайди скомкал послание в шарик и запустил им в Кессела. Тот поймал, не отрывая глаз от бухгалтерских расчетов. Развернул, положил перед собой и пробежался по тексту.
- Соглашусь, - коротко заключил мужчина, - тебе нужно ехать, - и вернулся к цифрам, посчитав для себя вопрос исчерпанным.
- Почему он всегда перебегает мне дорогу! - а вот лер испытывал огромное желание пообщаться на тему Ошанского с виконтом. - Ему мало того, что он уже сделал?
- Ну… - Кессела понял, что проигнорировать распалившегося парня не удастся. - На мой взгляд, тебе изначально не стоило с ним ссориться. Таких людей, как Ошанский полезно держать на коротком поводке. Они требуют много, в том числе безусловного прощения их прегрешений, но взамен готовы отдать не меньше. А ты не простил. Более того, полез нарожон.
- Ты прав, Эрнест. Ты как всегда прав, но не мог… Зверь! Не мог ему спустить с рук пренебрежения ко мне. И выглядел он никем. Кто же знал, что он себя представляет что-то значимое! - жалобные голубые
