скрипучую ноту. Вздымала голову вверх и испускала даже не вой, а протяжный усталый стон. И непонятно, что переполошило зверей: то ли приехавшие большой компанией в дом на горе столичные жители, то ли близость волчьей стаи, обосновавшейся в лесу недалеко от деревни.
Но не только собаки испытывали странную тоску, люди тоже ощущали себя пришибленными, к земле придавленными. Нехорошие мысли лезли в голову. То о чем не принято задумываться работящим людям, с утра до вечера на хозяйстве занятым. О старых легендах, рассказанных вечным пьяницей дедом Марком про желтоглазых зверей.
Кто ж выжившему из ума пьянице-то поверит? Никто не верил. Даже когда к дому шли летом жечь его никто не верил. На людскую жестокость списали, да на развлечения богатеев, коим что жизнь крестьянского мальчонки - тьфу, а сейчас не хочешь верить, да присматриваешься к столичным поневоле и на друзей они вовсе похожи, а на стаю: резкие, быстрые, малословные… И так же кто-то хвост поджимает, а кто-то за загривок хватает…
Как бы то ни было, звери они или люди, ничего хорошего приезд городских не сулил.
Они вчера приехали поздно ночью на четырех дилижансах. Напихались в дом, словно рыба в бочку, пошумели немного и погасили свет. Видимо, спать улеглись. А с утра уже завозились. Холм зачем-то от мусора чистить стали. Костры жгут. Многие из местных попусту уже два раза вдоль деревни прогулялись, слухи один другого невероятнее поползли, но точно сказать что происходит никто не мог…
Скайди ежился. Несмотря не теплую, почти зимнюю одежду, ему было холодно. Молодому человеку казалось будто он промерз насквозь, стал хрупким и от первого же неосторожного движения развалится на сверкающие ледяные осколки.
С самого утра он руководил расчисткой площадки. За годы мусора на самой высокой точке холма накопилось неимоверно много. Он и не подозревал сколько, пока в его больную голову не пришла идея подготовиться к встрече новорожденного Зверя. Его стая и столичные оборотни не возражали занять себя чем-нибудь. Они плохо себе представляли цель приезда сюда. Ну, да возродить Зверя, а как и что конкретно нужно делать не могла объяснить даже Мэри-Анна, еще несколько месяцев назад вдохновенно рассуждающая об этой идее.
Не работали четверо: сам Скайди, пугающий своим болезненным видом и хриплым простуженным голосом оборотней, Нанни, не спускающая с рук любопытного малыша, и приглашенный королевой гость - граф Кессел, которому отводилась роль стороннего наблюдателя. Оборотням его присутствие не нравилось. Вел себя лорд странно. Смотрел на приготовления не с усталостью и здоровой долей скепсиса, а с насмешкой. Жуткой. Словно в рот вставили распорки и насильно растянули в усмешке. А еще двуипостасных смущал револьвер, который чистил и смазывал аристократ. Да, они все были вооружены, но не демонстрировали так явно готовность пустить оружие в ход. Казалось, чуть дольше необходимого задержишь взгляд на графе и тут же получишь пулю в лоб. Неприятное ощущение…
Часть стаи в четвероногом облике распределилась вокруг деревни плотным кольцом. Они обеспечивали безопасность ритуала. Вынюхивали, выискивали, главных врагов оборотней - эльфов и их приспешников из числа людей. Наблюдатели и лесной народец могли стать серьезной угрозой. Первые давили численностью и оружием, вторые умением ближнего боя на холодном оружии. Один ушастый, стоил двух, а то и трех оборотней в драке.
Но они не догадывались, что враг может находится внутри кольца. Предполагалось какое-то нашествие: сотни три людей и эльфов, однако, на окраине деревни в грязной халупе деда Марка расположились трое.
Всего трое.
На пятьдесят четыре оборотня и одного человека с револьвером.
На давно немытом столе, заляпанном Зверь знает какими пятнами, лежала нехитрая снедь: тонкие ломти копченой говядины на плотной коричневой бумаге с масляными пятнами, крошащийся белый хлеб. Рядом стояла бутылка мутного самогона и открытая банка соленых огурцов неизвестно.
Дед Марк вошел в дом. От порога бросил на древнюю почерневшую от многочисленных искр жестянку дрова. Снял линялую шапку-ушанку и повесил ее на одинокий торчавший из стены гвоздь. Снял телогрейку, заткнул обратно в прореху вылезший кусок желтой ваты и бросил ее возле входа. Там же пристроил замызганные, в навозе и прочей деревенской грязи, стоптанные сапоги.
- А чего не налито? - удивленно спросил он. Растер замерзшие покрасневшие ладони, набулькал самогона в три кривобокие жестяные кружки. - Остин, чего ребятки себя, как не родные ведут, али не поделили чего?
Король, сейчас менее всего похожий на правителя государства, отложил в сторону газету, двухнедельной давности, пожал плечами и одним махом опустошил кружку. Достал из банки огурчик, понюхал его и с удовольствием откусил половину.
- Эх, х-хороша, Марк, - одобрительно кивнул монарх. - Садись, посидим, поговорим. До вечера все равно делать нечего.
- Отчего же не посидеть! Затем и стол накрывал, - сидящий возле окна юноша скривился, осмотрев убогую закуску. - А ты кривись, малец, не кривись. Поживешь с мое, и малое ценить научишься. Все мы одно дело делаем. Только кто-то в столице жопу отсиживает, а кто-то здесь вот… караулит…
- Не ругайся, Марк, они со вчерашнего дня взвинченные. Если бы доехали нормально, как планировали, то и не случилось ничего, но конь ногу подвернул. Пришлось останавливаться, менять. Только к раннему утру и поспели, - Остин наполнил опустошенные кружки.
Спящая на руках на краю стола девушка подняла голову. Обвела мужчин мутным взглядом, шикнула сквозь зубы и опять уронила голову. Парень, снял с себя теплый плащ, набросил на плечи спутницы, а сам оделся в дедову телогрейку.
- Я пойду воздухом подышу, - юноша взъерошил пятерней волосы.
- Только перед забором не маячь. Итак повезло, что эти дурни не успели до утра оцепление выставить, а то прорывались бы сейчас с боем, - напомнил об осторожности дед.
Франц кивнул. Остин проводил его с ироничной улыбкой на тонких блеклых губах, тихо чокнулся с Марком и приговорил свою порцию. Вторая половинка соленого огурца исчезла во рту монарха.
Алесса подняла голову. Задумчиво посмотрела на дверь, на плащ на своих плечах и покачала головой. Девушка бросила беззлобное 'дурак', подтянула к себе кружку и сделала маленький глоток. Сморщилась. Закашлялась.
- Ты пей, а не рассусоливай. Чай не красненькое потягиваешь, а настоящий самогон пьешь. Он нутро до печенок продирает.
Девушка улыбнулась. Искоса посмотрела на советчика, побултыхала жидкостью в кружке и осушила ее. Зажевала ломтем мяса, поднялась, закуталась в плащ и вышла из дома.
Марк довольно крякнул, растворил печь, поставил вариться на чугунную плиту полной горшок картошки в очистках. Лучка бы добавить… Да на связке одни хвостики болтаются. Влез в сапоги, вышел, да спустя пять минут вернулся красный, как рак вареный. Поскоблил отросшую седую щетину и пробормотал:
- Пара…
- Наговорились? - поинтересовался Остин.
- А то ж, обнимаются, словно век не виделись. Хорошая связка получилась. И по возрасту подходящие и с детства вместе. Не как в прошлый раз… - дед вздохнул. - А что в столице? Опять эпидемия какая по больницам шастает?
- Она самая. Завезли матросы из Краслина. Вот и я и женушка моя дражайшая были вынуждены на время уехать. Она погостить у герцога Кшелтского, а я на воды - здоровье поправить…
Мужчина не выдержал и расхохотался. Марк поддержал его глухим раскатистым смехом. Уж кто-кто, а монарх плохим здоровьем не обладал. А внешность… Иногда приходиться чем-то жертвовать. Иногда, изучая в зеркале свое отражение, Остин с грустью вспоминал поджарого мальчишку с редким пепельным оттенком волос. Король провел руками по обширной лысине. Ничего, что-то из потерянного он сможет вернуть, если сегодняшнюю ночь переживет.
- Тяжко нам будет сегодня, - кружки наполнились в третий раз. Марк поежился. - Надо ружьишко-то приготовить. Хотя с саблей оно привычнее хвосты мохнатым укорачивать, но для спокойствия-то надо.
- Приготовь, приготовь, - одобрил Остин и замолчал.
Каждый из них задумался о своем.
