помогать и т. п.
Все это выглядело в достаточной мере ребячливо, но делать было нечего и я согласился.
Вопрос о партии, ее развитии, идейных столкновениях в партии и т. д. будет контролировать сам председатель ЦК КПК, лишь от него я смогу получить факты и объяснения фактам. Тут Мао в категорической форме заявил, что я не должен пробовать выяснять данные вопросы у кого-либо другого. Он сказал даже, что предупредит всех, чтобы товарищи не консультировали меня без его санкции. [185]
Вот это уже было не забавно. Характер отношений в руководстве КПК предстал передо мной в обнаженном виде. Жесткое подчинение всех власти председателя ЦК КПК.
О зарождении, развитии Красной армии Китая председатель ЦК КПК предложил просто прослушать лекцию, которую он прочтет для меня. Какие-либо другие источники и сведения он безапелляционно квалифицировал как «некомпетентные» и «вредные». И здесь тоже всякие консультации с кем-либо были Мао просто запрещены.
Когда мы уже прощались, Мао Цзэ-дун сказал, что о наших беседах никто не должен знать. Я должен приходить один. Переводчик Алеев не нужен. Я, мол, достаточно знаю язык, чтобы все понять. «Свидетели, — сказал Мао, — только усложнят нам работу».
Но этим он не ограничился. Он стал льстить мне и в то же время намекать на то, что не доверяет моим товарищам. Я выразил удивление. Мао возразил в столь грубой и резкой форме, что я даже поначалу опешил. Мао почти кричал, убеждая меня в том, что здесь, в Яньани, доверять никому нельзя, а моим советским коллегам — тем более, они здесь чужие и т. п.! И тут же начал нахваливать руководство Коминтерна и товарища Сталина...
Но и этим председатель ЦК КПК не ограничился. На прощание он выдал очередную порцию брани в адрес Бо Гу, Ван Мина и «прочих догматиков, которые вяжут КПК по рукам и ногам перед Чан Кай-ши...» Он горячо доказывал мне, что Бо Гу и Ван Мин идейно продолжают линию Чэн Ду-сю и Ли Ли-саня, что «вдохновители догматиков непартийны по своему существу, раскольники, оппортунисты».
Лекции будут на тему: «Мао Цзэ-дун и КПК», «Мао Цзэ-дун и борьба с мелкобуржуазными течениями в КПК» и все в таком роде.
Эта полусмешная, полугорестная сцена ярко выявила ревнивое отношение Мао к вопросам престижа, заслуг, власти. Он хочет быть абсолютно правым во всем. Всегда и в будущем.
Что же, послушаем...
9 августа
Жэнь Би-ши на самостоятельные решения не отваживается, хотя по ряду вопросов имеет на это право. Даже избегает ставить свои подписи под уже одобренными документами без личной дополнительной санкции Мао Цзэ-дуна, [186] которому во всем угодливо поддакивает. Кан Шэн широко пользуется этим обстоятельством.
Жэнь Би-ши работает днем, с обязательными перерывами на отдых. Если нет заседаний у Мао Цзэ- дуна, засветло ложится спать. Любит поесть, потолковать о своих болезнях. Пьет мало, курит весьма умеренно.
У Жэнь Би-ши двенадцатилетняя дочь. Жена выполняет роль медсестры и личного секретаря.
К советским людям относится незлобиво, но боится скомпрометировать себя дружескими отношениями. Поэтому сугубо официален.
Мао Цзэ-дун использует его для связи со мной.
11 августа
В центральном госпитале уличены в «шпионаже» девять из каждых десяти работников! Орлов ошеломлен, Да-а...
Яньань в оцепенении.
«Духовная чистка» связана с самыми мрачными перспективами для КПК. Отныне всякая инициатива любого члена партии будет рассматриваться с точки зрения соответствия «идеям» Мао Цзэ-дуна. Впрочем, и сама инициатива теперь вряд ли возможна.
Все это делает неизбежным процесс бюрократизации партийного аппарата и самого прилежного культивирования авторитета «председателя» Мао.
Партия вырождается в военно-бюрократическую организацию, покорную воле одного человека.
Железная дисциплина революционной партии в результате чжэнфына и других подобных кампаний подменяется удушающей духовной муштрой, угрозой расправы над каждым, кто способен высказывать свои суждения.
* * *
Советские войска развивают наступление. Сомнений в переломе войны нет — инициатива прочно на нашей стороне.
15 августа
Советские войска атакуют на Брянском и Харьковском направлениях.
* * *
В Особом районе обязательно участие всех учащихся, военных и гражданских работников в производстве.
Продолжается военная реформа, начатая в прошлом году. [187]
Все силы КПК брошены на укрепление границ и подготовку гражданской войны. Мао Цзэ-дун ссылается на следующие доводы: «Мы честно и активно боролись с японской армией, не получая ни от кого никакой помощи. Гоминьдану помогали Советский Союз, Англия и США. Лучше мы накопим силы, разгромим Чан Кай-ши, захватим власть в Китае, и тогда с поддержкой указанных стран разгромим японских захватчиков...»
* * *
Отношения Цзян Цин и Кан Шэна внешне не отличаются особой сердечностью, хотя чувствуется дружелюбие и расположенность друг к другу.
* * *
Долматов заметил мне: «Петр Парфенович, я не видел вас раздраженным. Чем сложнее обстановка, тем вы спокойнее. Завидую...» Если бы Долматов знал, во что обходится мне это спокойствие...
17 августа
Советское наступление развивается успешно. Фронт откатывается на запад.
Союзники бамбардируют Курилы, воюют на островах Тихого океана и на Сицилии...
* * *
Чжэнфын — подлинное бедствие. Словами Лу Синя можно выразить всю едкую горечь этих надрывных летних месяцев: «...даже деревья, не боящиеся холода, давно стоят голые...»
Никого не обошло зло этих месяцев.
Глубокий ночной покой. Странный покой. В нем не слышен стон миллионов людей, гибнущих в окопах, в концлагерях, под забором от голода.
Брожу в этом ночном покое и слушаю его, слушаю...
19 августа
Группа представителей КПК при Гоминьдане во главе с Ван Мином в 1938 году находилась в Ханькоу, а Мао Цзэ-дун — в Яньани, где укреплял свои позиции перед схваткой с «московской группой».
Обе группы руководства КПК считали себя вполне правомочными на собственную политическую линию.
Линия, проводимая Ван Мином и его группой, выражалась в искреннем проведении тактики единого фронта с Гоминьданом и активных военных действий против японских [188] захватчиков. Эта линия основывалась на решениях ИККИ и подчинялась решениям ИККИ.
Мао Цзэ-дун всячески уклонялся от борьбы с захватчиками и готовил армию к гражданской войне против Гоминьдана.
В острой форме разногласия между председателем ЦК КПК и Ван Мином проявились в конце 1941 года, когда Мао, считая СССР обреченным на гибель, отбросил всякую политическую маскировку и приступил к перестройке партии согласно своим целям, хотя сама борьба завязалась много раньше. В эту пору особо зловещую роль стал играть Кан Шэн, успевший с помощью Цзян Цин добиться исключительной
