бабушка, вы что-то путаете, – заявил он старушке. – Этот ваш Гайдар – он же в Москве. Где Москва, а где мы? Не мог наш Тимур под этим Гайдаром ходить!
У старушки затряслись руки:
– Дети, дети, вы опять все перепутали! Я говорю о писателе Гайдаре, он написал книжку, где мальчики – Тимур и его команда – помогают старикам. Книжка эта незадолго до Великой Отечественной войны появилась. С тех пор всех ребят, кто вот, как вы, приходит помочь, стали называть тимуровцами. А Гайдар, о котором вы говорите, как раз внук писателя Гайдара!
– Внук? Незадолго до Великой Отечественной войны? – обалдело переспросил Вадька. – Выходит, эта книжка так давно появилась? – И он осуждающе поглядел на бабушку. Ничего себе: столько лет назад кого- то там называли тимуровцами, а он сегодня должен помнить?
– Да, почти семьдесят лет назад! – воскликнула старушка.
Вадьке мгновенно стало не по себе. Он совсем не собирался огорчать бабушку!
– Ничего, дорогая соседка, ничего! – потирая ладошки, напомнил о себе старичок Таратута. – Гайдар умер и даже забыт… – он усмехнулся, – но дело его живет! Вы, ребятки, проходите, проходите, мне ваша помощь очень кстати! Я вас сильно загружать не буду, так, прибраться чуть-чуть. – И дедок распахнул дверь в свою комнату.
Вадька ступил на порог и сразу понял, почему хитрая Кисонька так расхваливала их с Севкой сыщицкие таланты. Но было поздно. Старикан уже вручил им черные от застарелой грязи тряпки и облезлый веник.
Хлопья пыли летали по комнате. Вадьке давно уже надоело гоняться за ними с веником. Теперь он просто орудовал совком как лопатой, подцепляя грязевые напластования и ссыпая их в ведро. Севка двигался следом, наматывая оставшуюся пыль на мокрую тряпку. Таратута же восседал на колченогом стуле, приставленном к самому окну, и неотрывно разглядывал улицу в сильнейший артиллерийский бинокль. Одно лишь хорошо – разглагольствовал старикан, не закрывая рта. Ни о чем и расспрашивать не пришлось.
– Какие в этом районе милые ребятки, просто необыкновенно, да! – радовался дед. – Пришли вот, убираетесь у старика. Мальчик, который в очках, вон там в уголочке получше поскреби, посильнее, не жалей ручонки-то! – Старикан одарил Вадьку сердитым взглядом и тут же снова весело заулыбался. – Не то что в моем старом районе, нет, совсем не то! Там же не дети были, а настоящие бандиты! То дверями хлопают, то орут как сумасшедшие!
– Неужели они на вас кричали? – попробовал посочувствовать Таратуте Севка, но был немедленно награжден гневным окриком:
– Попробовали бы они на меня покричать, я бы их! – Старик так рассердился, что даже оторвался от бинокля. – Во дворе, понимаешь, весь вечер носятся и орут! Мешают! Ну я им тоже… помешал! – Старикан ухмыльнулся мстительно. – В лагерь они поехали, на поезде, отдыхать! Интересно, от чего это они так устали, что отдыхать приходится? От воплей своих, что старому человеку днем и не заснешь? Вот я им и показал разок!
– Пять раз, – одними губами шепнул Севка, Вадька кивнул. Он шерудил своим совком, пытаясь понять, где в этой полной пыли комнате может скрываться компьютер, необходимый для переговоров через удаленный доступ.
– Но меня не поняли, нет, не поняли! – печально покачал головой дед Таратута. – Взрослые люди, должны бы защищать таких же взрослых людей, а не всяких малолетних бандитов! Я заслуженный человек, да! Отставной пенсионер! Армеец! Я всю жизнь верой и правдой… склад сторожил!
– Радиодеталей? – вскинул голову Вадька.
– Кому они нужны, твои радиодетали, – отмахнулся дед. – Валенок! Ушанок! Вот чем войны выигрывают! Недаром пословица говорит: врага шапками закидаем!
– И валенками запинаем, – буркнул Севка, опуская в ведро тряпку. Чистая вода мгновенно приобрела густо-черный цвет.
Вадька тихонько хмыкнул и опасливо покосился на Таратуту, но дед, увлеченный своими разглагольствованиями, ничего не слышал.
– Разве мои заслуги учли? Сказали, что дети из-за меня всю ночь на голой земле просидели, не спали, что им тяжело! А бегать как сумасшедшие весь день, а орать – не тяжело? Посидели ночь на насыпи, и хорошо, днем поспокойнее будут! Не слушают! – Старикан возмущенно передернул плечами. – Хулиганом назвали! Старый человек у них хулиган, а малолетние бандиты… – он гневно фыркнул. – Заставили затраты возмещать за ложные вызовы! Дескать, когда всякие службы по моим звонкам бомбы искали, потратились очень. Да они мне премию должны были дать, такую я им тренировку устроил, а они – затраты! Квартиру пришлось продать, двухкомнатную, – с горечью вздохнул дед, все так же не отрывая глаз от бинокля, а бинокля от улицы, – остатков денег только на эту комнатенку и хватило! Даже без телефона, зато с соседкой!
Вадька оставил совок и во все глаза уставился на деда:
– Что? В квартире нет телефона? А как же вы тогда… – Вадька осекся, – ну, если позвонить вдруг надо?
– Куда ж мне теперь звонить? – с горечью сказал дед. – Теперь и не позвонишь! На учете я. Чуть что, сказали, одной выплатой ущерба не отделаюсь. Может, и к лучшему, что телефона нет, а то ведь не выдержал бы! Вон, лицейские, у-у-у, бандиты! Бегают под окнами, орут! – Дед вспомнил, что убирающие его дом мальчишки тоже вроде как из лицея, и на мгновение оторвался от бинокля. – Вы мойте, мойте, не останавливайтесь! – склочно потребовал он. Вновь приник к биноклю и тут же опять затарахтел: – Но я не скучаю, нет, не скучаю. Хороший здесь район, просто превосходный! Раньше самому приходилось развлечения организовывать, а теперь, пожалуйста, только сиди и смотри! Главное, не пропустить! – Он многозначительно помахал биноклем. – Все время на посту!
– Чего не пропустить? – переспросил Вадька, холодея от страшного предчувствия неудачи. Кажется, они зря возятся с грязюкой отставного пенсионера Таратуты.
– Так тут каждые день-два прямо под окнами такой терроризм делается, никакого театра не надо! – Пенсионер был в полном восторге. – Милиционеры едут, саперы едут, технику гонят, все туда-сюда бегают – радостно смотреть. Им вот тоже нравится, каждый раз приходят, глядят.
– Им? Кому – им? – тихо-тихо, стараясь не спугнуть стариковские откровения, спросил Севка.
– А тем самым, которые в милицию звонят! – Таратута снова залился меленьким дробным смешком. – Каждый раз полюбоваться приходят! Являются раньше, чем милиция приезжает. Четыре раза звонили – четыре раза приходили! Любовались! Не просто любовались, записывали что-то, в блокнотиках отмечали. И правильно, да, правильно! А милиционерам-то я про них не рассказал, не… не рассказал. – Таратута принялся раскачиваться от неудержимого смеха так, что въехал лицом в окуляры бинокля. Отпрянул, потирая ушибленный глаз, и продолжал цедить сквозь разбирающий его хохот: – Приходил тут один, майор, молодой такой. Все интересовался, не звонил ли я куда, – старикан вдруг посерьезнел. – Как он смеет подозревать невинного, заслуженного человека! – Дед стукнул кулачком по подоконнику. – Отставного пенсионера нельзя обижать безнаказанно! Ничего я ему не рассказал! А они ходят да ходят! Позвонят, службы подъедут, начнут бомбу искать, а они стоят, смотрят. Не старые еще совсем, но, видно, тоже скучают, скучают. Я вот думаю, может, у них какой клуб? Может, к ним можно записаться? Не придется весь день у окна караулить. Заранее сообщат. В следующий раз, как организуют терроризм, подойду, побеседую, да. Они всегда с одного места наблюдают: люди разные, а место одно. – И Таратута указал пальцем в окно.
Вадька проследил за направлением.
– Надо мусор вынести, – торопливо сказал он, – Севка, бери второе ведро, побежали.
Наскоро натянув куртки, парни почти скатились по лестнице. Бросив ведра возле помойки, кинулись к месту, на которое указал Таратута.
– Все отсюда видно! – возбужденно выдохнул Вадька. – Вон вход в лицей, вон банк, вот аптека, вон организация эта строительная.
– Ага, а вот, кстати, и ювелирный наш, с фальшивками, про которые мы так ничего и не выяснили. – Севка помрачнел.
Вадька отмахнулся:
