сформированный на Волге из крестьянских партизанских отрядов и добровольцев — членов комитетов бедноты, 242-й Волжский и основном состоял из московских красногвардейцев Замоскворецкого района, 243-й Петроградский — из питерских печатников, этот полк у нас так и звали: «полк питерских печатников». Боевые традиции сражений на Волге, на Урале, под Челябинском были живы в этих полках.
Завязался горячий шестичасовой бой. Обычно колчаковцы редко принимали штыковой удар — показывали спину. Здесь они сами не раз ходили в штыки. В этом бою произошел редкий в боевой практике случай: нашей батарее привелось бить по боевой артиллерии прямой наводкой. Дело обстояло так. Лихой атакой петроградцы захватили Юрты Тебисские. Наша батарея, как обычно, сопровождала свою пехоту «огнем и полозьями» (мы уже успели поставить орудия на сани). Мы с командиром батареи, ткачом Иваном Гордеевым, прискакали на окраину деревни и обмерли: прямо перед нами стояла тоже вырвавшаяся вперед белая батарея и вела беглый огонь по наступавшим с запада цепям волжцев. Сломя голову, полетел наш разведчик к пушкам с приказанием немедленно, на полном ходу, выйти на окраину деревни. Мы не стали дожидаться подхода всех орудий. Как только показалась первая пушка, которую вел орудийный начальник, вяземский бараночник Ляхов, мы сразу же развернули орудие и открыли огонь прямой наводкой по белой батарее. Промахнуться было просто невозможно — и на белогвардейской батарее поднялась паника: номера начали разбегаться кто куда, рубили постромки, вскакивали на коней и удирали. А мы им вслед били и били. Разведчики не выдержали, поскакали на батарею, захватили несколько не успевших бежать беляков. Пленные рассказывали, что первым же снарядом был убит командир батареи и выведен из строя весь расчет правофлангового орудия. Огонь оказался настолько неожиданным, что на батарее поднялась паника, и ее захватила не пехота, а батарея же. Пехотинцы потом любовно подшучивали над нами:
— А мы и не знали, что вы тоже в атаку ходить умеете, думали, что вы только сметану по хатам кушаете…
В этом бою участвовал и комиссар нашего артиллерийского дивизиона латыш Барбар, появившийся на батарее в самый горячий момент. До своего ухода в дивизион он был комиссаром Вяземской батареи, и я именно от него принимал батарею в Петропавловске.
— Понимаешь, — говорил он мне, — не мог усидеть в штабе, ведь дерутся мои ребята, с ними шел от самой Казани…
Его присутствие подняло дух красноармейцев, и подчеркивало значение боя: раз сам комиссар дивизиона на батарее, значит, дело не шуточное.
У нас в батарее бойцы в подавляющем большинстве являлись старыми артиллеристами. Естественно, что захваченные у белых новенькие пушки вызвали самый живейший интерес. Но, к сожалению, они оказались английскими, с нарезом прицела в ярдах и незнакомыми по системе. Правда, мы быстро нашлись: заставили пленных, пока еще тех не отправили в штаб полка, показать нам хотя бы наскоро, что к чему. Помню, интерес вызвала упаковка снарядов: не в лотках, как у нас, а в плетенных из прутьев на каждый снаряд футлярах.
— Непрактично, — резюмировал общее впечатление орудийный техник.
Ожесточенность сопротивления белогвардейцев объяснялась не только специальным подбором личного состава частей, дравшихся у ст. Тебисской, дело было и в том, что у них в тылу — от ст. Каргата и до самого Новониколаевска стояли десятки эшелонов, застывших без топлива. 3-я бригада наступала вдоль железной дороги. Батарея двигалась по тракту, шедшему безотрывно от нее. Нескончаемая лента перемешанных между собой теплушек, платформ, товарных и классных вагонов — все это наглядно показывало развал колчаковского режима.
Вот платформы, груженные новенькими английскими пушками, на которых застыла еще заводская смазка. Дальше — вагон со снарядами, патронами, винтовками. Еще дальше украденные колчаковцами с уральских заводов станки. А там пошли вагоны с крупой, сахаром, мукой, готовым платьем, мехами, валенками, мебелью и колчаковскими деньгами…
Наблюдались и страшные вещи. Подъезжаю к распахнутой настежь теплушке, заглядываю: вокруг давно погасшей печки скрючились трупы целой семьи — закоченели от мороза.
Вот мчится навстречу наш разведчик, аж побелел с лица.
— Ты куда так торопишься?
— Товарищ военком, только я открыл дверь, а он как ударит меня по лицу…
— Кто он?
— Мертвец.
— Какой мертвец, говори толком…
Оказывается, вся теплушка набита трупами мертвых колчаковцев: куда собиралось колчаковское начальство увозить трупы, кто его знает. Открыл наш разведчик дверь, застывшая рука белого солдата высвободилась и стукнула бойца по лицу.
Но были случаи и комические. Подходим мы, кажется, к Чулыму. Вечерело. Видим, плетется по дороге крестьянин с огромным мешком за плечами. Увидел, что мы на конях, взмолился:
— Товарищи, дозвольте с вами подъехать, мне бы только вещички положить…
— Какие вещички?
— Да колчаковцы угнали меня в подводы, конь подох, так вот пешком иду домой, хомут там несу, седелку, кое-что из домашности…
— Валяй, клади.
Добрались до деревни, на отдых по знакомству завернули к этому попутчику. Втащил хозяин свой мешок в избу.
— Ну, кажи, хозяин, какой такой твой хомут? Что-то больно тяжелый…
Вытряхнул хозяин из мешка одну пачку: кажется, теплое белье. Развязал — солдатские набрюшники — такие стеганые куски фланели с завязками, которые Колчак выдавал своим солдатам, чтобы они не простужали животы, лежа на снегу в цепи. Тащит вторую связку — набрюшники. Третью - тоже набрюшники… Только на самом дне нашлась одна-единственная пара новеньких солдатских американских ботинок. Красноармейцы хохотали так, что пламя жировика колыхалось, а хозяин отчаянно ругался:
— Черт бы взял этих колчаковцев, десять верст эту дрянь тащил, умаялся…
— Не жадничай, хозяин, не тащи чужого.
Быстрыми темпами мы приблизились к Новониколаевску. Бои шли за железнодорожные станции и населенные пункты.
Стояла суровая сибирская зима с морозами, метелями и буранами. Хотя сибирские старожилы и говорили, что «зима нынче мягкая», но сибирский мороз есть мороз.
Командовавший тогда 5-й армией Г. X. Эйхе поставил задачу: 27-й дивизии 16 ноября овладеть Новониколаевском, 30-й выйти к ст. Пузыревой через Колывань, 35-й занять с. Медведское. Начальник дивизии И. Ф. Блажевич решил сократить эти сроки, чтобы не дать колчаковцам опомниться от тебисского разгрома. Способность дивизии к быстрым маршам уже проверялась не раз, кроме того, люди испытаны в боях, их командиры опытны в военном деле. Командир 3-й бригады Р. И. Сокк служил в дивизии с 1918 года, славился горячностью и дерзостью в бою. Командир 1-й бригады В. А. Степанов — человек большой отваги, настойчивый и упорный. Командир 2-й бригады И. Д. Гусев долгое время командовал у нас же полком и отличался невозмутимым хладнокровием.
В других полках имелись тоже замечательные люди. В 1-й бригаде были 235-й Невельский, 236-й Оршанский и 237-й Минский толки. Минский полк являлся по существу первым регулярным полком Красной Армии: он формировался прапорщиком-большевиком Ремневым еще летом 1917 года в минской тюрьме, куда Керенский сажал солдат-большевиков и сочувствующих им со всего Западного фронта. Освобожденные из тюрьмы 25 октября заключенные солдаты сразу же выступили как организованная боевая единица. Полк участвовал в ликвидации духонинской ставки в Могилеве, вел бои с гайдамаками в Киеве, бил белочехов в Пензе и Сызрани, под Казанью и на Урале. Во 2-ю бригаду входили 238-й Брянский, 239-й Курский и 240-й Тверской полки — полки, отбившие 10 сентября 1918 года Казань от белочехов и белогвардейцев. Между прочим, в период новониколаевской операции в 240-м Тверском полку у И. Н. Хабарова инструктором пулеметной команды служил теперешний Министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский.
Обычно боевой порядок дивизии строился у нас на Восточном фронте так, что две бригады держались
