Юрий Сергеев
Повести
Наследница
Кряжистый, бородатый старик неделю домогался встречи с министром МВД. В бюро пропусков уже вздрагивали, когда окошко застила лохматая шкура белого медведя, а голубые глаза из её косм дерзко вонзались в лицо дежурного. Бас двухметрового деда настырно гудел:
— Мне к министру!
— Генерал не принимает, — устало отвечал милиционер, — вам же сказано, что можете поговорить с заместителем.
— Не-а… мне надобно к самому, однако…
— Батя! Генерал не принимает, вы напрасно тратите время и отнимаете его у нас.
— При-и-мет… У меня государственное дело. Я не отстану.
Дежурный раздражённо сорвал трубку телефона и проговорил:
— Товарищ подполковник, этот дед снова буянит… Да-да… Маркелыч, опять… Я всё ему объяснил. Есть! Сейчас его проводят к вам.
Молоденький лейтенант дёрнул за рукав старика и строго вымолвил:
— Пройдёмте!
— Да на кой хрен мне ваш подполковник! — взъярился дед. — Мне к министру!
— Пройдёмте-пройдёмте… там всё решат, — заученно твердил провожатый.
— Ну и конто-о-ора, — покачал сивой годовой лешак и подхватил с пола замызганную котомку.
Одет был Маркелыч неподходяще для Москвы и высоких приёмов. На плечах — распахнутый плащ из грубого брезента, под ним виднелся застиранный и рваный свитер, полосатые штаны из матрасовки неопределённого цвета, а на ногах невероятного размера кожаные сапоги из лосины.
Лейтенантик мальчишкой смотрел на него снизу вверх и нервно озирался.
Шли они бесконечными коридорами с бесчисленными дверями. Чистенько, уютно и просторно в новеньком здании Министерства на Житной.
— Эко, сколь народу напихано тут! — изумлённо ворчал на ходу дед. — И всем работу придумывать надо… Бе-да-а…
Встретил их в кабинете молодой лощёный подполковник, строгий и надменный. Кивнул головой на стул.
— Присаживайтесь… э-э, представьтесь, пожалуйста.
— Александром Маркелычем меня величать… В тайге кличут Могутным, — грузно плюхнулся на стул. Вдруг резко вскинул голову, бесшабашно улыбнулся и пропел медведем: — Докель мучить-то станете?! Ить не отступлюсь, так и знайте. Я чё, из Приморья за тыщи вёрст сюда понапрасну пёрся? Мне к министру — и баста! Хучь на куски тут порвите, а слово ему скажу.
Подполковник указал глазами лейтенанту на дверь и резко проговорил, твёрдо пялясь на гостя:
— Министр — в командировке… говорите всё мне, я ему передам ваши проблемы, получите письменный ответ… гражданин Могутный…
— Не бреши… Я утречком видал, как он подкатил на машине, только не смог прорваться. Берегёте ево, как царевну!
— Перестаньте ёрничать. Говорите по делу, у меня нет времени.
— А чё говорить-то? Мне к министру, — невинно пялился дед и весело ухмылялся в бороду.
Подполковник отвёл глаза, небрежно закурил заморскую сигарету из цветастой пачки, печально посмотрел в окно, сурово нахмурил брови. Назидательно промолвил:
— Если мы… всех с улицы… будем тащить к министру… у него рабочий день рассчитан по минутам… нашёлся тут, ходок!
— Гнать вас, братцы, надобно отсель поганой метлой… Дать кажнему по широкой лопате и на работу в помёршие деревни. Ишь! Кабинетов не счесть, все забиты… ряхи красные поотъели на дармовых харчах… о лбы хучь поросят бей! А толку-то? Ить, ни хрена не делаете! Токмо казённые штаны понапрасну изводите, протираете. У меня дело, паря, государственное, не твово ума дело! Секретное! Веди к министру! Это вам не при Брежневе.
— Дед! А ведь, мы тебя посадим за оскорбление органов… — уверенно проговорил подполковник. — К министру ему захотелось! Уж шёл бы сразу в ЦК.
— Там ворья много, неспособно мне…
— Шизик, — вяло отмахнулся подполковник рукой. — Посадим!
— Не-а… Не посадите. Мне девяносто третий годок стукнул. Ежель уж с революции самой не посадили ни разу, знать, и счас не выйдет… Ить вы супротив ГПУ — бабы!
— Почему же… поса-адим, — потянулся милиционер к телефону, морщась от дыма сигареты.
— Вста-а-ть!!! Сосунок!!! Перед тобой полковник генерального штаба Дубровин Александр Маркелович! — рявкнул старик и хохотнул. — Вот так-то, паря.
Перепуганный милицейский чиновник действительно неосознанно вскочил, оторопело глядя на статно сидящего деда. Тот разительно переменился, уже смахнул притворную маску, и прорезалось в нём что-то властное, решительное, военное.
— Что вы себе позволяете?! — гневно задохнулся хозяин кабинета.
— Ты вот что, сынок… прежде чем пугать гвардейского офицера Русской армии, пожалованного самим императором золотым оружием за храбрость… проверь-ка по своим каналам, был ли такой полковник Дубровин… Счас я под другой фамилией… Потом будем гутарить. Проверь-проверь, а вдруг и взаправду был? Вдруг у меня, братец, не шизофрения, а дело государственной важности… ведь выгонят тебя, дурака, с насиженного и тёплого местечка.
Я при оперативном штабе Колчака служил, даю наводку для скорой проверки… пусть поднимут дела. Проверь, — дед кивнул головой на телефон, — я ить, из рук самого Александра Васильевича, кстати, умнейшего и доблестного офицера, боевые награды получал… есть у меня военный орден за Великий Сибирский поход… крест за храбрость от атамана Семёнова, тоже не совсем придурка, как вы его рисуете в книжках и газетах…
Вот они, родимые. Через всю жизнь пронёс, — старик бережно извлёк из-за пазухи свёрток и высыпал редкие награды на стол, — проверь! Мне к министру! Звони на Лубянку, там ребятки вышколены и дело знают, в один миг тебе подскажут, что к чему…
Подполковник набрал номер телефона и попросил дать справку из архива КГБ. Молча перебирал на столе награды, отводил взгляд. Лицо его налилось краской и тихой злобой. Старик это приметил.
— Не ярься, сынок, я уж больше ничего не боюсь… остынь. Раз тебя тут держат, исполняй разумно власть и не гоняй людей. Ить они за вашу советскую власть сколь голов поклали, сколь бед натерпелись? Имей совесть человечью! А то чё ж получается? Произвол волюнтаризма, вынуждаете думать по линеечке. От этого и идёт развращение.
У людей пропала охота трудиться и думать, надеются на власть. Небось помнишь, как писал Салтыков-Щедрин: «А что, если управление городом поручить мерзавцам?»…
Зазвонил телефон. Подполковник слушал, хмурил брови, резко проговорил:
— Раз был такой полковник Дубровин у Колчака, так и забирайте его к себе! Какие тут шуточки?! Могу этапировать… Ну, честное слово, здесь, вот сидит у меня, жизни учит.
— Никуда я не пойду, — устало встрял в разговор Маркелыч, — хоть што со мной делайте, дайте министру слово сказать…
Через светлые приёмные заместителей, наконец-то, провели Дубровина к двери министра. Какой-то суетливый полковник назидательно и трепетно шепнул в его заросшее волосьём ухо, привстав на цыпочки:
