во что это обойдётся. Добытого золота не хватит окупить.
Строили уже такие посёлки. Один до сих пор стоит в районе твоего участка. Миллионы рублей в него вбухали и бросили, нет желающих сидеть на окладах в такой глуши. А мы срубим бараки из подручных брёвен, столовую, баньку и с первого года выдадим металл.
То, что мы перевернули на Орондоките за одно лето, на окладах не сделаешь и за три года. Люди хотят заработать — пожалуйста! Трёхразовое питание, каждый день горячая баня, еженедельный обмен постельного белья; газет, журналов выписали на тысячи рублей, приёмники в каждом бараке.
В этом году обеспечим все участки узкоплёночными киноустановками. Можно жить и поработать с отдачей? Можно! Это — обычный вахтовый метод, который сейчас внедряется в нефтегазоразведочных организациях. Слышал про бригадный подряд?
— Сам внедрял.
— Хорошее дело, да внедряется много лет, не может внедриться. В подряде заложен старательский принцип — что потопал, то и полопал. Внедрять его надо везде. Не хочешь работать как надо, иди гуляй! На хороший заработок найдутся желающие…
Кадров не хватает во многих отраслях. У нас в стране несколько проектных институтов разрабатывают проекты домов для колхозников. А если поручить это нехитрое дело одному, а потом строго спросить за внедрение? Сколько рук освободится, рабочих рук…
Петров помолчал, махнул рукой.
— Ну, да ладно, что говорить, резервов у нас ещё тьма-тьмущая. Проект составишь, получай аванс и иди в отпуск. В январе вызову на зимник. С Валерьяном утрясу, получит он значок первооткрывателя и всё, что полагается, но сначала мне нужно добиться утверждения проекта.
Разницы, в принципе, нет, кто возьмётся за отработку жилы — золото потечёт в один карман, только жаль мне, если вытащат из того же кармана денег больше, чем следует. Поэтому хочу сам взяться.
Ковалёв встал, собираясь уходить, но Петров остановил его. Поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Привет, старина! У тебя под окном конторы вездеход ГТТ заржавел без дела. Не пудри мозги, исправный он, исправный, поверь мне на слово. Сейчас подошлю своего водителя, нужно нам проскочить по делу. Башмак на бульдозер дам, как обещал. Вагон отгрузили, скоро подойдёт. Бывай!
Вот что, — обернулся к Семёну, — будем ковать железо, пока горячо. Сейчас же забираем твоих стариков и едем на Рябиновый. Сам хочу посмотреть. Возьми в складе валенки, полушубки. Прокатимся. У меня, кстати, есть лицензия на отстрел лося, может быть, подфартит по дороге.
Влас засуетился, бросил в сейф какие-то бумаги, вытащил оттуда и сунул в карман наган. — Давай, мигом! К вечеру будем на месте.
На вездеходе подкатили к крыльцу ресторана. Влас с водителем постучали в запертую дверь, и Ковалёв зашёл вслед за ними. Повар, прямо с больших жаровень, накладывал в объёмистую кастрюлю жареное мясо, картофель, котлеты.
Подал и буханки хлеба. Видно было, что Дед почитается в этом заведении. Он расплатился и улыбнулся молодой официантке.
— Ну что, красавица, приуныла, пойдёшь ко мне поварихой?
— Да ну вас, только обещаете.
— Сегодня я добрый, приходи с заявлением и со своим борщом. Понравится — возьму. Ну, поехали, теперь не заморозим дедов.
В хате Валерьяна пахло кислым дымом. Печь только растопили. Старики усердно хлебали какое-то варево из кастрюли. Петров молча подошёл к ним, сел и тоже заработал ложкой. Фомич переглянулся с хозяином дома, хмыкнул и продолжал есть.
— Семён Иванович, — развернулся к двери Влас, — притащи еду, старатели, а такую баланду едят, не к лицу им.
— Вот что, Валерьян, — когда старики поели, сказал Влас, — поехали на место. Палаточку поставим, отдохнём пару деньков, чайку попьём с дымком, поговорим. Скучно тут у тебя, простора нет.
— Хворый я, Влас, помру ещё по дороге.
— Не помрёшь, не дадим.
Водитель внёс новые полушубки, валенки, ватные костюмы.
— Одевайтесь, — махнул Влас на обновку, — принимаю вас в артель на довольствие.
Фомич крякнул, опять переглянулся с Валерьяном и загомонил:
— А чё! Поедем? Шапки пошто новые не привёз?
— Семён! — усмехнулся Петров. — Сбегай в магазин, тут рядом. Вот деньги. Купи им шапки, шарфы, даже бюстгальтеры, если попросят.
Деды облачились в новую одежду и шагнули за порог.
— Господи! — пробормотал Валерьян. — На кой ляд я откопал эту жилу! До самой смерти покоя нет, — и первым залез в вездеход.
По старым, закрытым снегом и поросшим кустарником дорогам, по долинам ручьёв и речек, а где и напролом через тайгу, до самого вечера ломились к далёкому ключу. На заходе солнца поднялись по его долине в верховья и остановились у замёрзшего водопадика, указанного стариком.
— Вот тут, — печально вздохнул Валерьян и вылез на разлохмаченный гусеницами снег.
Долго озирался кругом, снял шапку и застыл, как перед могилой, в долгом молчании. Никто ему не мешал. Люди сидели в ГТТ, и когда Семён тоже хотел спрыгнуть, Влас поймал его за рукав.
— Сиди! Пусть придёт в себя.
Проваливаясь по колено в снег, Валерьян подошёл к горячим от заката струям замёрзшего ручья. Провёл по ним ладонью и обернулся. Долго и враждебно смотрел на незваных гостей, потом размахнулся и что есть мочи ударил валенком по сосулькам.
— Берите! Хрен с вами… Берите! — доплыл его хриплый шёпот.
Влас отыскал на полу припасённое кайло, лопату и сам врубился в водопад. Работал он кайлом умело, споро, словно всю жизнь только этим и занимался, лёд глыбами отваливался и разлетался в стороны.
Вскоре отколол кусок белого кварца. Обступившие его люди увидели тонкие золотые нити, прошившие молочный сгусток камня с вросшим самородком с пятикопеечную монету, бисером вкраплённые золотины.
Влас затолкал образец в карман, грубо поймал за плечо Валерьяна, дернул к себе и, сдавив своими лапищами немощного, три раза поцеловал в губы.
— Дорогой ты мой старикан! Что же ты натворил? А? Да такого образца, как у меня в кармане, ещё не было за историю Алдана!
— Ну, Влас, — усмехнулся Фомич, — лучше давай гульнём на этом окаянном месте. Помёрзли мы в дороге.
— Постой, Кондрат, — остановил его Валерьян. — Разве у тебя образец в кармане, Влас? Чепуха на постном масле. Я тебе сейчас не то покажу, — он зашагал от водопадика в сторону и замер у старого, трухлявого пня.
Все подошли за ним.
— Ишь! Пережил я дерево! А такая лиственница была, ядрёная, крепкая, на века. Должно, снутри гнилая оказалась. Копайте вот тут, под пеньком.
Семён расчистил снег и начал рвать кайлом замёрзший мох. Немного углубился, и железо звякнуло по камню.
— Стоп, — отстранил его Валерьян, — теперь я сам.
Он опустился на колени, осторожно разгребая пальцами рыхлую землю.
— Вот они, милые, свиделись, — один за другим вытаскивал куски кварца с влитыми в них золотыми самородочками, жилками и крапинами.
Образцы шли по рукам, Влас тяжело сопел, хрюкал, как дикий кабан, смахнул с головы шапку и складывал в неё коренное золото Белогорья. Шапка всё тяжелела, набралась с верхом, наконец, Валерьян поднялся с виноватой улыбкой:
— Эти образцы не стыдно и в любой минералогический музей положить. Только смотри не залети с этой радостью, как я. Зарегистрируй и оприходуй. История, как известно, любит повторяться.
