– Прошу прощения, – встрепенулся атташе, – но я вынужден вас оставить. По-моему, за кадкой с пальмой курит английский консул, который прячется от меня уже две недели. Раз подвернулась такая возможность, хотелось бы перекинуться с ним парой слов.
– Не смеем задерживать, – поклонился Данвинь. – Как вы смотрите, мадам, если я приглашу вас продолжить наше знакомство где-нибудь в более тихом месте?
– С удовольствием, господин полковник, но не сегодня. Мне бы не хотелось обижать господина де Вита, который позвал меня сюда. Но если завтра вы пригласите меня пообедать, то я с удовольствием составлю вам компанию.
– Конечно, дитя мое, считайте, что вы уже приглашены.
Они вернулись в зал, где уже начинались танцы. Данвинь перебрался за их столик, и остаток вечера изводил Маргарету своим назойливым вниманием. Точно прилипчивая муха, он жужжал у нее над ухом, приставал с расспросами, хватал за руки, называл «деточкой» и вообще вел себя, как подгулявший отец семейства, вырвавшийся из-под бдительного ока супруги. Приходилось терпеть, потому что он был пока единственной ниточкой, связывавшей ее с Парижем.
В конце концов Маргарета не выдержала и попросила голландца проводить ее в свой отель. Возбужденно пыхтящий Данвинь увязался следом, пытаясь бесцеремонно оттолкнуть ее спутника. В гостинице он всеми правдами и неправдами пытался остаться у нее в номере, и раздраженной приставаниями женщине стоило немалых трудов вежливо выставить его за дверь.
Но это были только цветочки, потому что полковник буквально не давал ей проходу.
На следующий день он поймал Маргарету за завтраком и, усевшись рядом, продолжал свои глупые ухаживания.
– Деточка, – бормотал он, глядя на нее масляными глазами, – пойдемте ко мне. Я буду счастлив показать вам свою квартиру. У меня есть граммофон с прекрасной коллекцией пластинок: вальсы Штрауса, Вагнер, Шаляпин. Вы должны их послушать!
Увы, Маргарета никак не могла посетить квартиру месье Данвиня, но не хотел бы господин полковник поговорить о более насущных делах? У нее есть интересная информация, полученная прямиком из немецкого посольства.
– Что такое? – вздрогнул горе-ухажер, на минуту забыв о прелестях сидевшей перед ним дамы.
– Три дня назад я была на приеме у немецкого военного атташе, который в разговоре сообщил мне, что в ближайшее время намечается немецкий десант в Марокко на французской территории и, кроме того, их резидента в Барселоне зовут фон Роланд. Вы передадите эту информацию в Париж? Я послала господину Леду письмо, но не уверена, что оно быстро попадет ему в руки.
– Немецкий десант в Марокко? Не может быть! – Военному атташе показалось, что он ослышался.
– Знаете, – разозлилась Маргарета, – я начинаю сочувствовать троянской Кассандре! Каждый раз, когда я приношу ценные сведения (а десант, безусловно, одно из них), французы начинают таращить глаза и кричать «не может быть!». Я честно выполняю свой долг перед Францией, как мы договаривались с месье Леду, а мне никто не желает верить. Извините, но я не могу работать в такой обстановке!
– Но я…
– Месье Данвинь, если вы сейчас же не поставите в известность свое начальство, то успехи немцев в Марокко будут на вашей совести. Поэтому, как ни грустно, не могли бы вы прервать наше общение и отправиться в посольство?
– Да-да, конечно, моя малышка, я сейчас же туда пойду, но перед этим ты дашь поцеловать мне ручку.
Маргарета изобразила на лице вымученную улыбку и протянула руку для поцелуя.
– Конечно, дорогой полковник. А теперь, пожалуйста, быстрее – труба зовет!
Припавший к руке Данвинь наконец вспомнил о долге и, прихрамывая, поспешил поставить в известность свое руководство, а Маргарета отправилась на ежедневную прогулку. Погода была прекрасной, и она долго бродила по площади Орьента и соседним улочкам, любуясь памятником Филиппу IV. Король горделиво восседал на коне, чьи передние ноги возносились над головами прохожих. Балансирующий на двух задних копытах бронзовый конь вызывал у любительницы лошадей просто экстатический восторг. Обойдя несколько раз памятник, она долго стояла перед зданием Оперного театра, вспоминая свой триумф. Какая же она была тогда счастливая, беззаботная, молодая и бесстрашная! Позади был павший к ее ногам Париж, впереди – Монте-Карло, Милан и Вена. Они переписывались с Кипертом, рассказывая друг другу о всякой ерунде, и мир раскрыл ей свои объятия. Пройдет еще несколько лет, она постареет, а театр будет все так же стоять на своем месте, и памятники древним королям все так же будут украшать площадь. «Жизнь коротка, искусство вечно»…
Почувствовав, что начинает уставать, Маргарета вернулась в отель. Поднявшись в читальную комнату, она подошла к столику, на котором было разложено несколько журналов, и, выбрав свежий номер «Парижской жизни», села на банкетку, рядом с симпатичным молодым человеком, читавшим очередной опус Аллена Марселя о Фантомасе.
Они разговорились. Молодой человек оказался поляком из Кракова, путешествовавшим после окончания Петербургского университета в Америку и не успевшим вовремя вернуться домой. Она рассказала ему о своих гастролях десятилетней давности, и Янек с восторгом сообщил, что его отец, преуспевающий адвокат, видел ее выступление в Вене. Их разговор был странным продолжением к ее мыслям у Оперного театра, но тут в читальную комнату буквально ворвался Данвинь. Оглядевшись по сторонам, он нахмурился и поспешил к сидящей на банкетке паре.
– Маргарета, где вы были? – раздраженно поинтересовался он тоном ревнивого мужа.
– Гуляла.
– А это что за молодой человек?
– Это Ян из Польши, – ее недоумение нарастало с каждой минутой.
– Ян Орановский, – поднявшись, представился молодой человек, – с кем имею честь?
Но Данвинь ничего не ответил. Не сводя глаз с Мата Хари, он начал громогласно требовать, чтобы она рассказала, где конкретно была и с кем. Маргарете показалось, что он немного не в себе.
– Простите, Ян, но я вынуждена вас покинуть, – извинилась она, вставая. – Полковник, я не желаю продолжать разговор с вами в таком тоне.
С этими словами она поспешила вон из комнаты под пристальными взглядами присутствовавших при безобразной сцене мужчин и женщин, которые все как один выражали недовольство произведенным шумом. Полковник бросился за ней.
– Деточка, малышка, – причитал он, хватая ее за руки, – ну простите же меня. Я не хотел вас обидеть, но этот щенок вел себя вызывающе. Он смотрел на вас такими глазами, что, право слово, было совершенно неприлично.
Чтобы успокоиться и не наговорить лишних слов, о которых впоследствии придется пожалеть, она вздохнула несколько раз и, остановившись не верхней ступеньке лестницы, повернулась к полковнику.
– Послушайте, господин Данвинь, вы не имеете никакого права требовать у меня отчета в моих действиях. Ваше поведение в читальной комнате было просто недопустимым.
– Ну, простите меня, пожалуйста! – он наконец схватил ее руку и прижал к губам. – Я бы не позволил себе ничего подобного, но у меня есть к вам срочное поручение. Я разговаривал с послом. Вам надо срочно выяснить у фон Калле место высадки десанта.
– Вы сошли с ума! Как я это сделаю? Мы почти не знаем друг друга!
– Но, малышка, это просто необходимо сделать! В твоих руках будущее нашего присутствия в Марокко! Это необходимо для будущего Франции!
– Вы не понимаете, – она устало облокотилась на перила, – я не смогу это сделать. Фон Калле – опытный разведчик. Вы мне предлагаете, чтобы я вошла к нему в кабинет и заявила, что, мол, извини, дорогой, ты еще не все военные тайны мне выдал? Вы этого хотите? Вы думаете, что фон Калле самоубийца?
– Нет, но вы такая обаятельная женщина! Кроме вас, он никого к себе не подпустит.
– Сколько?
– Что «сколько»?
– Сколько вы мне заплатите за эти сведения? Я люблю Францию, но она пока не заплатила мне ни
