- Я могла бы стремиться к этому, наверное, но в некотором смысле моя семья уже завершила более масштабную версию той же сцены…
Ее глаза теперь были спокойны и далеки. Потом она взглянула вниз на Кейса.
- Бери свое слово, вор.
Он подключился.
Куань выскользнул из облаков. Под ним - неоновый город.
За спиной убывала сфера тьмы.
- Дикси? Ты здесь, мужик? Ты слышишь меня? Дикси?
Он был один.
- Уёбок достал тебя, - сказал он.
Мгновение слепоты, пока он мчался над бесконечным ландшафтом данных.
- Ты должен ненавидеть кого-то, до того как это закончится, - сказал голос Финна. - Их, меня, без разницы.
- Где Дикси?
- Это, типа, трудно объяснить, Кейс.
Ощущение присутствия Финна окружило его, запах кубинских сигарет, дым, заключенный в старом твиде, старые машины, сдавшиеся минеральным ритуалам ржавчины.
- Ненависть проведет тебя, - сказал голос. - Так много маленьких переключателей в мозгу, и ты просто дергаешь их все. Теперь ты должен ненавидеть. Замок, который защищает прошивку, он там внизу, под башнями, которые показал тебе Флэтлайн, когда ты пришел. Он не будет пытаться остановить тебя.
- Нейромант, - сказал Кейс.
- Его имя не относится к тому, что я могу знать. Но он сдался, уже. Теперь ты должен заботиться о льде Т-А. Не о стене, а о внутренних вирусных системах. Куань широко уязвим для некоторых вещей, которые там гуляют без поводка.
- Ненавидеть, - сказал Кейс. - Кого я ненавижу? Расскажи мне.
- Кого ты любишь? - спросил голос Финна.
Он загнал программу в поворот и нырнул к голубым башням. Какие-то штуки запускались из витиеватых шпилей с солнечными лучами на остриях, сверкающие пиявкообразные фигуры, сделанные из движущихся плоскостей света. Их были сотни, поднимающиеся в вихре, их движение случайно, как у подхваченной ветром бумаги на рассветной улице.
- Системы помех, - сказал голос.
Он вошел туда с крутого разворота, подогреваемый отвращением к себе. Когда программа Куань встретила первого из защитников, разбрасывая листья света, он почувствовал, как акулье тело потеряло часть прочности, материя информации ослабла.
И затем - древняя магия мозга и его необъятная химия - его ненависть втекла в его руки.
В мгновение, когда он проводил жало Куаня сквозь первую башню, он достиг такого уровня мастерства, который превосходил все, что он знал или мог вообразить. По ту сторону эго, личности, осторожности, он двигался, Куань двигался с ним, ускользая от атакующих в древнем танце, танце Хидэо, изящество взаимодействия тела и ума было подарено ему, в ту секунду, чистотой и единственностью его желания умереть. И одним шагом в этом танце было легчайшее касание переключателя, едва достаточное, чтобы переброситься -
вот, и голос его словно плач неведомой птицы, и 3Джейн отвечает ему песней, три ноты, высокие и чистые. Истинное имя.
Неоновый лес, дождь капает на горячую мостовую. Запах жарящейся пищи. Руки девушки обвивают его талию, в душной темноте припортового сакофага. Но все это отступает, как отступает и городская черта: город как Чиба, как выстроенные данные Тессье-Эшпул С.А., как дороги и перекрестки, нарисованные на поверхности микрочипа, закапанный потом узор сложенного, завязанного узлом шарфа…
Проснувшись от голоса, который был музыкой, платиновый терминал дудел мелодически, бесконечно, говоря о номерных швейцарских счетах, о платежах для Сиона через багамский орбитальный банк, о паспортах и перелетах, и о глубоких и существенных изменениях, сделанных в памяти Тьюринга. Тьюринг. Он вспомнил загорелую плоть под проекционным небом, вращавшимся за железной оградой. Он вспомнил улицу Десидерата.
И голос все пел, зазывая его назад в темноту, но это была его собственная темнота, пульс и кровь, та, в которой он всегда спал, за своими глазами и ни за чьими больше. И он проснулся снова, думая, что спал, навстречу широкой белой улыбке с золотыми передними зубами, Аэрол привязывал его к g-сетке в 'Рокере Вавилона'.
И потом долгий пульс сионского даба.
КОДА
Она ушла. Он почувствовал это, когда открыл дверь их номера в 'Хайяте'. Черные футоны, сосновый пол отполирован до тусклого блеска, бумажные перегородки расставлены с заботой, пронесенной через века. Она ушла. На черном лакированном шкафу-баре рядом с дверью лежала записка, единственный листок канцелярской бумаги, сложенный пополам и придавленный сюрикеном. Он вытянул его из-под девятиконечной звезды и открыл.
ЭЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ НО МОЯ ИГРА КОНЧАЕТСЯ ЗДЕСЬ, Я УЖЕ ОПЛАТИЛА СЧЕТ. НАВЕРНОЕ Я ТАК ПРОШИТА, СЛЕДИ ЗА СВОЕЙ ЗАДНИЦЕЙ, ХОРОШО? ХХХ МОЛЛИ
Он скомкал бумагу в шарик и уронил его рядом с сюрикеном. Он поднял звезду и прошел к окну, поворачивая ее в руках. Он нашел ее в кармане куртки, в Сионе, когда они готовились отбывать в аэропорт JAL. Он посмотрел на нее. Они прошли мимо магазина, где она купила ее для него, когда они вместе возвращались в Чибу на последнюю ее операцию. Он пошел в Чатсубо тем вечером, пока она была в клинике, и видел Ратца. Что-то не пускало его сюда, во время их пяти предыдущих поездок, но теперь ему захотелось вернуться. Ратц обслужил его без малейшего проблеска узнавания.
- Эй, - сказал он, - это я. Кейс.
Старые глаза изучили его из своей темной паутины сморщенной плоти.
- А, - сказал Ратц наконец, - артист.
Бармен пожал плечами.
- Я вернулся.
Тот покачал своей массивной, коротко остриженной головой.
- Ночной Город не место для возвращений, артист, - сказал он, протирая бар перед Кейсом грязной тряпкой, подвывал розовый манипулятор.
И потом он отвернулся, чтобы обслужить очередного посетителя, и Кейс прикончил пиво и ушел. Теперь он трогал острия сюрикена, по очереди, медленно поворачивая его в пальцах. Звезды. Судьба. Я даже никогда не использовал эту чертову штуку, подумал он.
Я так и не узнал, какого цвета были ее глаза. Она никогда не показывала мне.
Зимнее Безмолвие победил, переплелся каким-то образом с Нейромантом и стал чем-то другим, чем-то, что разговаривало с ним из платиновой головы, объясняя, что оно изменило записи Тьюринга, стерев все улики их преступления. Паспорта, сделанные Армитажем, были действительны, и им обоим поступили кредиты на большую сумму на номерные счета в Женеве. 'Маркус Гарвей' будет рано или поздно возвращен, а Мэлкам и Аэрол получили деньги через багамский банк, который работал с сионским кластером. По пути назад, в 'Рокере Вавилона', Молли объяснила, что голос сообщил насчет его токсиновых
