кажется, не безразлична для вас. Мы и так уже подставили под удар достаточно много своих людей.
— Как вам угодно, сэр. Однако, мы сделали все возможное, чтобы отвести подозрения от Полли. Моя агентура, посещавшая Советы, ничего подозрительного не отметила. Очень может быть, что русские вообще никакие связывают Полли с нами.
— Да, пожалуй, вы правы, — нехотя согласился шеф. — Из других точек мы тоже пока не имеем тревожных сигналов о внимании русских к вашим людям. — Шеф погрузился в долгие раздумья. Наконец он решился. — Хорошо, Энтони. Делайте, как предложили. Только оформите все это отчетом по делу на сегодняшний день, включив в него ваши предложения. Желаю успеха! — И шеф, поднявшись с кресла, холодно пожал руку Ричардсону. — Но учтите, — сказал Миллс уже выходившему из кабинета разведчику, — все последствия в случае неудачи лягут на вас лично...
Дарья Нурдгрен в последующие недели еще дважды сходила с борта судна, совершающего туристские круизы, на советскую землю, — на сей раз в Одессе и Сочи. Но снова в почтовом ящике Корицкого ее прибытию не предшествовало ничего похожего на открытку с изображением цветка. Но она должна была прийти, рано или поздно, эта третья по счету открытка. И она пришла...
Глава 22
Сразу после завтрака Лео Дальберг вышел из гостиницы «Советская» и направился к станции метро «Балтийский вокзал». Он не оглядывался, не всматривался в зеркальные витрины магазинов, не останавливался, чтобы завязать развязавшийся шнурок ботинка, не плутал по боковым улицам. Лео знал, что эти классические приемы разведчиков прошлого давно устарели. Ричардсон не раз повторял ему:
— Веди себя естественно, мой друг. Простота и естественность — твои вернейшие союзники.
Переговоры в Ленинграде с советскими торговыми объединениями прошли успешно. Контракты, заключенные с ними, принесут большие выгоды фирме и солидный доход ему лично, причитающийся процент составит порядочную сумму.
Как и в предыдущие поездки, Лео не заметил за собой никакого наблюдения или повышенного интереса со стороны лиц, с которыми вел переговоры. Да и с какой стати? Сотрудники советского Внешторга — его давние партнеры.
Дядюшка Сергей Аркадьевич, которому он позвонил в Москву, очень сожалел, что на сей раз племянник не может навестить его, и просил передать привет сестре Лизе.
Странно, подумал Лео, такие пожилые люди, а называют друг друга Лизой, Сережей, словно они все еще дети. Впрочем, понятно, родные брат и сестра. Неужели дядюшка не догадывается, что его сестра только играет свою роль, на самом деле давно не питая к брату никаких родственных чувств? У него тоже есть в Москве сестра — двоюродная — Светлана. К нему относится странно. Нет-нет, держится она вполне гостеприимно и приветливо, но в глазах у нее кроется какое-то сомнение. Дальберг привык улавливать в поведении людей едва заметные штрихи, выдающие их истинное отношение к нему. Разговаривая со Светланой, он ничего не мог понять. Но иногда ему казалось, что она догадывается о настоящем роде занятий своего братца. Нет, это, конечно, чепуха. Просто ему уже чудятся всякие страхи.
Лео спустился на перрон такой же спокойный и уверенный в себе, каким держался и на улице. Правда, постарался войти в хвостовой вагон последним. На станции «Невский проспект» он вышел и, смешавшись с толпой, направился в сторону Манежной площади, На стоянке загородного автобуса № 411 народу, несмотря на воскресный день, было мало, всего несколько человек, они даже не выстроили обычную очередь. Каждый и так был уверен, что займет место у окна и увидит все красоты на пути от Ленинграда до Зеленогорска.
Дальберг осмотрелся. Его внимание привлекло кафе «Сонеты». Почему он раньше не приметил его? Такое удобное место для встреч или постановки знаков. Надо запомнить.
Неслышно подошел автобус. Пассажиры заняли места у окон. К Лео подошла женщина-кондуктор. Встряхнув сумкой, спросила:
— Вам?
— До Репино. — Дальберг протянул металлический рубль.
— Семьдесят пять копеек, — кондукторша вручила ему набор билетиков и сдачу.
Мужчина, сидевший по другую сторону прохода, дал ей, не считая, несколько монет и сделал небрежный жест рукой: билет, дескать, не нужен. Женщина расплылась в улыбке и перешла к следующему пассажиру. «Одна из взаимовыгодных форм приработка: ей прямой доход, ему экономия», — констатировал про себя Дальберг. Он уже знал их несколько: чаевые шоферам такси, официанткам и швейцарам в ресторанах, продавщицам. В одной московской гостинице, где ему был заказан номер, он видел, как смуглый мужчина с усиками и в огромной нелепой кепке убеждал дежурного администратора предоставить ему комнату, выразительно жестикулируя паспортом, из которого выглядывал уголок двадцатипятирублевой купюры. Встретив его утром в буфете на этаже, Лео понял, что человек-кепка своего добился. Подобные вещи он запоминал: как знать, может пригодиться.
Дальберг поудобнее устроился в кресле. Комфортабельный автобус мягко тронулся с места. Мимо проплыл Кировский мост и Нева под ним. Сидя с правой стороны, Лео видел вдали новую гостиницу «Ленинградская» и Военно-медицинскую академию. В объединявшей их водной глади отражалось не по времени года яркое солнце. Стоял чудный октябрь, сухой и теплый, Лео вспомнил, как они радовались таким вот хорошим осенним дням, когда до войны еще жили на Карельском перешейке, каким прекрасным бывало тогда побережье Финского залива!.. Но он отвлекся. Пожалуй, гостиница и академия мало гармонируют друг с другом.
Автобус мчался уже по Кировскому проспекту. Слева осталась Петропавловская крепость, справа — мечеть с голубым куполом. Вот здесь, на бывшем Каменноостровском, как говорила мама, жила их семья в «прекрасной квартире прекрасного дома». Остался позади и «прекрасный дом», как осталось в прошлом все, что было у мамы, дедушки, бабушки. Но почему это не осталось прошлым для дяди Сережи, который, кстати, никогда не вздыхал по «прекрасному дому»?
Мысль эта испортила ему настроение. Надо взять себя в руки, приказал себе Дальберг. При чем тут дядюшка? Он предал интересы семьи. И еще неизвестно, кем бы он был, если бы не эта Советская власть, которая печется о каждом сколь-либо способном человеке. Спокойнее, спокойнее... Он нелогичен. Иначе зачем он был бы здесь? Зачем коллегам дядюшки на Западе потребовался его сплав? Нет, все верно. Если хочешь жить, надо бороться, и бороться хладнокровно.
Дальберг постарался отвлечься. На остановке «Исполком», уже за городом, из автобуса вышел мужчина, не взявший билет у кондукторши. Появились три новые попутчицы: женщины с хозяйственными сумками и корзинками.
Чем ближе к Куоккала (он не признавал советское название поселка) подходил автобус, тем большее волнение охватывало Дальберга. Наконец автобус остановился в Репино. Кроме Лео здесь вышло еще несколько человек, приехавших познакомиться с «Пенатами»: две пожилые интеллигентные супружеские пары, стайка студенток, высокий и стройный татарин с черноволосой женой-татаркой в больших очках. Судя по их репликам (они говорили по-русски), это были ученые из Казанского университета.
Пожилой мужчина, опираясь на тяжелую инкрустированную трость, подагрической походкой направился к туалету, расположенному чуть в стороне, за пределами «Пенатов». На стоянке уже находилось два автобуса «Интуриста» и несколько частных автомобилей. В музей входила группа экскурсантов, судя по одежде — иностранцев.
Взглянув на часы, Дальберг неторопливо направился к памятнику Репину. Если за ним все же наблюдают, пусть видят, что он поступает как все: собирается почтить память великого русского художника, которого его родители к тому же хорошо знали лично. Из его анкет известно, что он родился в Териоках, ныне Зеленогорске. Вполне естественно, что после «Пенатов» он проведет остаток дня в местах своего детства. Кто же откажет себе в удовольствии побывать на родине, которой давно лишен...
Так, в который раз доказывая воображаемому противнику свое никем не оспариваемое право на пребывание в «Пенатах», бывшую хозяйку которых, Веру Ильиничну, он отлично помнил как добрую
