махаются… Я только присмотрелся – не моего ли шефа бьют, и вдруг один подлетает к машине и – прямо на сиденье! Ствол мне в морду сунул – до сих пор вот синяк еще видно, – гони, говорит! Ну я и погнал…
– Куда погнали-то? – спросил Гуров.
– А куда он говорил, туда и гнали. По Садовому сначала проскочили, потом вроде в Сокольники поехали, но этот бес нервничал и все время велел поворачивать – по-моему, куда глаза глядят. Короче, оказались мы в результате в районе Лосиного Острова. Там он меня раздел, бабки последние отобрал, свои шмотки мне отдал и из машины выкинул. Я, по правде сказать, и не спорил. Не до споров было. Как до дому-то добрался, не помню! Потом еще вот милиция начала меня тягать, и со здоровьем совсем худо стало…
– О чем с вами говорил этот бандит? – спросил Гуров, игнорируя жалобу о здоровье.
– Да о чем ему со мной говорить? – отводя глаза, сказал Лажечников. – Налево-направо – вот и весь разговор. Ну и матом еще, конечно…
– Вы ничего не забыли, Григорий Данилович? – строго спросил Гуров. – Будилин, тот самый бандит, который угнал вашу машину, жив и рано или поздно начнет давать показания. Вдруг он вспомнит что-то такое, о чем вы предпочли промолчать?
– Пусть вспоминает на здоровье, – сказал водитель. – Если ему есть что вспомнить. Мне нечего.
– Ой ли? Сдается мне, не все так просто, – прищурился Гуров. – Во-первых, Будилин скор на расправу, а вас отпустил. Значит, чем-то вы ему угодили. А потом, той же ночью Будилин звонил по домашнему телефону режиссеру Стоковскому. Вот странно, откуда он его узнал? Тоже в проекте задействован, что ли?
Лажечников взглянул на Гурова исподлобья.
– Статью за ложные показания никто еще не отменял, Григорий Данилович, – напомнил Гуров спокойно.
– Ну сказал я ему телефон Стоковского, – неохотно признался Лажечников, немного поразмышляв. – А чего? Под дулом пистолета не то еще скажешь. От Стоковского не убудет. Он сам при телохранителе ходит.
– Это другой вопрос, Григорий Данилович, – кивнул Гуров. – Со Стоковским, слава богу, все в порядке. Я вот только не пойму, зачем Будилину мог понадобиться телефон московского режиссера? В шоу он хотел записаться, что ли?
– Да не в шоу он хотел записаться, – с досадой пояснил Лажечников. – Он меня спросил, кого это он там на площадке завалил. Ну, этот Будилин ваш… То есть он кого-то там пришил, а меня спрашивает, кто это был. Дурдом полный! Ну, видел я там вроде мужика из того же дома, где Стоковский живет. Так там, может, тысяча человек живет – я всех должен знать, что ли?! Ну я, чтобы отвязаться, и дал ему телефон Стоковского. Тот наверняка должен знать, кого у них в доме убили.
– Это интересно, – сказал Гуров. – А для чего Будилину понадобилось вдруг знать, кого он убил?
– Ну это вы у него спрашивайте, – хмуро сказал Лажечников. – Что-то он там говорил, типа, подставили его. Кто-то, типа, навел его на этого мужика, и он теперь хотел с ним разобраться. Я в эти дела не вникал.
– Тоже правильно, – согласился Гуров. – Насколько я понимаю, ни Стоковского, ни своего хозяина Тимошука вы с тех пор не видели?
– Никого я не видел, кроме милиционеров, – больным голосом сказал водитель. – Здоровье у меня совсем никуда стало…
– Ну ладно, поправляйте свое здоровье, – сказал Гуров. – Скорейшего вам выздоровления, Григорий Данилович! Вы нам еще понадобитесь. Те сведения, которые вы мне сейчас сообщили, могут иметь огромное значение.
– Сдается мне, что зря я вам все это сказал, – с тоской признался Лажечников. – Жил бы себе спокойно. У этих ведь, у бандюг, разговор короткий.
– Ну, у нас с ними тоже разговор не затянется, – заверил Гуров. – И с вашей помощью мы их найдем, так же, как и Будилина нашли.
Это заявление Лажечникова, похоже, нисколько не убедило, и Гуров оставил его в еще более худшем расположении духа, чем оно было в начале встречи. Но утешать впавшего в уныние водителя Гурову было некогда – через полчаса у него была назначена еще одна встреча – с режиссером Стоковским, который все эти дни упорно прятался от милиции, ссылаясь на предельную занятость. Он практически не появлялся дома, а все свои телефоны отключил, несмотря на то что пора была жаркая, и шоу, которое он готовил, должно было состояться в самый канун Нового года. Для делового человека остаться в такой момент без связи смерти подобно. Гуров, впрочем, подозревал, что Стоковский на время позаимствовал телефон у кого-то из своих друзей. Этот человек был напуган куда больше Лажечникова и врал по этому случаю совершенно бессовестно.
С той самой ночи, как Гуров обнаружил его номер в памяти украденного Будилиным мобильника, Стоковский всячески уходил от ответа на вопрос, для чего звонил ему Будилин. При первой беседе он заявил Гурову, что какой-то звонок на домашний телефон ему был, но от кого – не знает. Мол, принципиально не поднимает по ночам трубку, а на звонки реагирует автоответчик. Когда же Гуров напомнил, что автоответчик имеет обыкновение фиксировать разговор на пленку, Стоковский, не смущаясь, заявил, что пленку совершенно случайно стер в то же утро – нажал не на ту кнопку.
Гуров видел, что режиссер врет, но поделать с ним ничего не мог. Видимо, Будиле удалось напугать этого далеко не мужественного человека до полусмерти. Его не убедило даже заверение Гурова, что Будилин находится в реанимации и уже совсем не опасен. Стоковский предпочитал не рисковать.
А потом он совсем пропал, и Гурову пришлось наводить справки, где его можно поймать. Поймал он его наконец с помощью все той же телефонной связи – в одном из концертных залов, где Стоковский проводил репетицию, и под угрозой уголовной ответственности договорился о встрече. Гуров пригрозил, что если Стоковский и дальше будет вилять хвостом, то он, Гуров, его непременно арестует и продержит под замком ровно столько дней, чтобы новогоднее шоу накрылось медным тазом. Стоковский медного таза испугался больше, чем самого ареста, и был вынужден согласиться. Правда, он выторговал у Гурова возможность встретиться не в служебном кабинете, а в кафе неподалеку от концертного зала, где Стоковский, видимо, чувствовал себя в большей безопасности. Гуров не возражал – сейчас ему важно было получить подтверждение своей догадки, пусть даже не заверенное протоколом. А в приватной обстановке, без диктофонов и посторонних ушей, Стоковский мог скорее пойти на откровенность.
Стоковский на этот раз не обманул. В назначенное время он уже сидел за столиком в пустом кафе, по- модному недовыбритый, в просторном палевом пиджаке, с агрессивно-презрительной миной на физиономии. Однако уже издали Гуров угадал, что господин режиссер очень волнуется, пытаясь скрыть это волнение за хорошо разыгранной крутизной. На столе перед Стоковским располагались чашка кофе, газета и раскрытый мобильник. Видимо, он только что кому-то звонил.
– А я думал, что вы окончательно порвали с телефоном, Арсений Валентинович, – заметил Гуров, подходя ближе. – С тех пор как я впервые узнал о вашем существовании, вы для меня превратились почти в легенду. Вас нигде не видно и не слышно.
– Это не совсем так, – криво улыбнулся Стоковский. – Как бы вы иначе меня сейчас видели? И до легенды мне пока далеко… Но, главное, непонятно, зачем вам моя скромная фигура? Вы так настойчиво добиваетесь встреч со мной, что я начинаю всерьез пугаться. Невольно приходят на ум всякие ужасы насчет того, как в милиции выбивают признания у невинных людей…
– Ага, вот прямо сейчас и начнем, – сказал Гуров, присаживаясь за столик. – Выбивать показания.
Стоковский осторожно хохотнул, оглянулся по сторонам.
– Заказать вам что-нибудь? Я здесь свой человек.
– Я тоже везде свой, – сказал Гуров. – Но заказывать ничего не буду. Лучше давайте поговорим откровенно и пойдем дальше заниматься своими делами. Вам ведь нужно успеть к празднику?
– Да, и любая помеха воспринимается сейчас очень болезненно, – признался Стоковский.
– Так давайте не будем эти помехи создавать, – сказал Гуров. – Ответите мне на несколько вопросов – и свободны.
– Опять станете спрашивать про ночной звонок? – кисло поинтересовался Стоковский.
– Стану, – сказал Гуров. – Ведь он был? А мне важно знать, зачем преступник звонил вам. Звонил именно он, убийца вашего соседа Столярова. Утром убил, а поздно вечером позвонил вам. Зачем?
