Как жаль, что война всегда забирает самых умных, красивых и талантливых людей. Я не говорю смелых, потому что считаю, что смелость это не самая лучшая добродетель. Ведь погибнуть с криками 'Ура! не велика доблесть. А вот выжить, и принести наибольший вред врагу — это поважнее смелости. Смелым может быть и дурак, который не понимает опасности. Тут важнее понимать опасность, пытаться воспользоваться обстоятельствами и нанести максимальный вред врагу. Например, взорвать себя в кольце окруживших врагов. А еще лучше выжить и победить.
Теперь у меня американцы будут страдать за трех моих кровников: Оксанку, Светлану и Татьяну. Я теперь пленных брать не буду.
Через метров двести остановился передохнуть. Аккуратно положил носилки на землю и подсел к девушке. Достал свою флягу и начал поить девушку.
— Ну, ты как? — спросил я
— Нормально. Только заснуть не могу.
— Ты постарайся, малышка. Сон — это ж найпервейшее лекарство! А до наших совсем немного осталось. А там госпиталь с белыми простынями.
— Какой ты хороший. — слабым голосом сказала Таня и на глазах появились слезы.
— Да ладно тебе. Спи лучше.
Ранение неособо серьезное — доживет. Проверил ремни-жгуты и глянул на часы — пора их снимать. Сказано — сделано. Долго задерживаться не стоило. Решил отдохнуть минут с десять и продолжить путь.
Когда одеревеневшие от ноши плечи и руки пришли в мало-мальское состояние нормы, поднялся и потащился дальше. Не заметил в кустах согбенную фигуру в маскировочном халате. Когда прошел мимо этой лесной поросли: ко мне тихонько подкрались. На мой затылок опустился приклад автомата, и отрубился, только в затухающем сознании мелькнула мысль: 'Наши! .
13
Комитет Глубокого Бурения.
Очнулся в какой-то землянке на грубых нарах. Возле меня лежали еще человек десять и человек пятнадцать сидели на полу или на таких же 'топчанах' у противоположной от меня стены. Я был в камуфляже, но без бронежилета, ремня, шнурков и оружия. Еще раз огляделся: народ собрался здесь самый разный. Одни были в форме, а другие — в гражданке. После удара прикладом в голове стоял ужасный звон и хотелось пить. На соседних нарах сидели два мужика и играли в кости, сделанные из затвердевшего хлебного мякиша. Дернул соседа слева за рукав:
— Слышь, браток, а где я?
— В приемнике-распределителе фильтрационного лагеря для военнопленных и военных преступников.
— А какого черта здесь? Я ведь ничего такого не совершил.
— Да все здесь такие — ничего не совершавшие. А ты как сюда попал?
— Выходил из окружения, раненную девчонку на себе пер, а потом на меня какие-то мудаки напали и прикладом по башке, а дальше не помню.
— Понятно. Только особисты тебе не поверят. Мародерство пришьют, как пить дать. Девчонка хоть живая?
— Типун тебе на язык. Та живая. Кстати, меня зовут Володей.
— Можешь меня Михалычем называть.
— Слушай, Михалыч, а воды здесь раздобыть можно?
— Можно, если у тебя есть деньги. За деньги здесь все можно. А если нет бабулесов, то можно подохнуть от голодухи. Можно заработать деньги услугами.
— Слушай, прямо как на зоне.
— А что? Уже приходилось что ли? А здесь и есть зона.
— Да нет, Бог миловал пока.
— Михалыч, а тебя-то за что загребли? Ты вроде гражданский.
— Да мародерку шьют. А взял-то всего пару консерв у убитого. Жрать-то хочется.
— Ясно.
Тут зашел боец с автоматом и крикнул мою фамилию. Неторопясь встал, подошел к нему и он, защелкнув на моих запястьях наручники, вывел из камеры. Конвоир вел меня по небольшому пустырю, огороженному колючкой, к какому-то вагончику. Меня завели в прокуренную комнату, где сидел мужик с сединой на висках в камуфляже с погонами майора. Позади вагончика тарахтел дизельный генератор, который давал электричество вагончику. Майор указал мне на стул на другом конце стола, я сел.
— Ну, что, молодой человек? Сразу сознаетесь или будете мурку водить? — спросил он беззлобно, что-то написав на чистом листе серой бумаги.
— В чем я должен сознаваться? — сразу напрягся я.
— Да ладно расслабься это я так, прикалываюсь. Закуривай.
— Да нет, спасибо, бросил. — отказался я, хоть и хотелось курить. Первый принцип: никогда на допросе не бери у следователя сигарету, конфетки или еще чего-нибудь, потому что ты невольно попадаешь в психологическую зависимость от него. Надо брать разговор в свои руки.
— Молодец. Ну, давай, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения.
— Свешников Владимир Анатольевич, 23 июня 1983 года, в городе Симферополь.
— Хорошо, чем ты можешь подтвердить свою личность? Или кто может подтвердить твою личность?
— Так у меня же документы на руках были.
— У тебя их было аж два комплекта.
— Так это на погибших товарищей, для сдачи в штаб, чтобы не считали их пропавшими без вести. Плюс еще санитарка Таня, которую я тащил может подтвердить. И вообще, на документах все-таки фотографии есть.
— Ну ладно, а где и кем служишь? Воинское звание?
— Служу командиром 3-го взвода 2-й роты 2-го батальона 3-й бригады морской пехоты Черноморского флота. Звание — младший лейтенант.
— Почему оказался за линией фронта?
— Во время артналета меня контузило, потерял сознание. — сказал я и рассказал ему все до мельчайших подробностей о своих приключениях. Следователь внимательно меня слушал и что-то писал на том же листе бумаги. Иногда задавал вопросы общего плана.
— Вот, что, Володя, я склонен тебе верить, но до конца проверки информации, которую ты мне рассказал, ты должен будешь находиться здесь. Ты мне нравишься, и поэтому я тебе организую одиночку, чтобы ты мог нормально отдохнуть.
— Я на положении заключенного?
— Пока да.
— А сколько займет проверка?
— Недели две.
— Ну, что ж, я подожду.
— А у тебя есть выбор?
— Это точно. А письма домой написать можно, чтобы сообщить своим, что живой?
— Извини, Володя, это исключено.
— Ну, а книжку какую-нибудь почитать?
— Тоже запрещено. В общем, сиди и отдыхай. Кормить тебя будут нормально. Дадут матрац и одеяло с подушкой. Будешь жить как кум королю.
— Спасибо, товарищ майор, а чем вызвано такое благожелательство?
