— Так легко и через край переступить, — с легкой иронией заметил Эндрю.
Она напряглась, стараясь вникнуть в смысл его слов.
— Вот и не заставляйте меня переступать через край. Обещайте!
— Хорошо, договорились! Вы способны поставить на место любого парня. Джоанн засмеялась.
— Скажите, вы мне доверяете? Они уже начали спускаться. Эндрю неожиданно признался:
— Я был всеми отвергнут. У меня нет друзей.
Это прозвучало искренне. Он не дразнил ее, он был серьезен.
— Как же можно жить без друзей? — удивилась Джоанн.
— Я не совсем уверен, но, кажется, даже мой пес бросил меня. Он просил выпустить его из комнаты, я открыл дверь, а он сбежал.
— Но почему он это сделал?
— Я забыл накормить его ужином. Я был так разозлен, что обо мне перестали заботиться, что совсем забыл о собаке.
— И когда вы поняли, что не накормили пса?
— После того, как он ушел и не вернулся.
Я увидел, что не открыл ни одной упаковки с его кормом. Я сам во всем виноват.
— Пес обязательно простит вас.
— Если он жив.
— Вы думаете, что он умер с голоду?
— С голоду? Нет…
— Ладно. Я уверена, что прислуга накормила бы голодную собаку. Сколько дней вы уже здесь?
— Пять-шесть. Не могу точно сказать. Я попал сюда прямо из госпиталя. — Он добавил:
— Эти дни пролетели так быстро…
В действительности он пробыл на ранчо без одного дня две недели.
Джоанн взглянула на него и вежливо заметила:
— Вы ходите уже очень хорошо. Как вы сейчас?
— Я хотел бы присесть и немного отдохнуть.
— Давайте поищем подходящее местечко.
Эндрю благодарно улыбнулся, хотя в душе ему хотелось засмеяться.
Они уже пересекли плато и поднялись на насыпь, возведенную Киперами, чтобы предотвратить смыв почвы в каньон.
Застыв в молчании, оба смотрели на склон, простиравшийся перед ними. Это была целина, нетронутая и дикая, но прекрасная и первозданная, как будто только что созданная Богом.
Они чувствовали себя так, словно были первыми, кто видит эту красоту, пусть даже позади них — вспаханная земля, обработанная людьми. Пораженные, они не восклицали и не комментировали, лишь молча любовались открывшимся им видом, и их души наполнялись ликованием.
В скале, в самом начале склона, виднелся уступ. Эндрю шагнул на него и огляделся. Уступ казался на первый взгляд неопасным, склон порос редким кустарником, который вполне мог бы задержать возможное падение.
Эндрю попробовал на прочность выступающую скалу и остался доволен. Тогда он сел на нее и на всякий случай качнулся несколько раз. Все в порядке.
— Попробуйте сесть, — предложил он Джоанн.
— Вы оставайтесь там, а я расположусь на земле. — Это уж слишком — сидеть так близко друг к другу!
Эндрю подождал, пока она устроилась примерно в трех метрах от него. Затем он поудобнее уселся на уступе.
Вид открывался просто изумительный. Это было так прекрасно! Так спокойно! Так благоговейно! Через некоторое время Джоанн осведомилась:
— Это было создано только для нас?
— Возможно.
— Почему… возможно? Эндрю разоткровенничался:
— Я достиг середины жизни. Мне частенько бывало горько, и тогда у меня возникло чувство, что этот мир сделан не для меня.
— Черт возьми! А я все время считала, что мир был создан как раз для меня!
Эндрю засмеялся. Сначала тихо, затем громче, и вскоре эхо от его смеха разнеслось по всему каньону и отразилось от стены напротив.
Джоанн тоже рассмеялась, и ее смех слился с отраженным смехом Эндрю.
Сидя на расстоянии, они, естественно, не касались друг друга, зато снова и снова обменивались взглядами, точно делились окружающей благодатью.
Эндрю и Джоанн отдыхали и наслаждались, глядя на то, что было вокруг них. Они не разговаривали. И каждый знал, почему он смеется. Он — от удивления, что находится здесь, живой и невредимый. А Джоанн смеялась потому, что эхо так здорово отражало их смех. Две разные причины.
Ни один камень не соскользнул по склону от их смеха.
И другие люди до них тоже вызывали здесь эхо, и кричали, и смеялись…
У путников не было воды — они не собирались отсутствовать так долго, — но Джоанн нашла маленькие гладкие камешки, которые можно было сосать, чтобы смочить рот слюной.
Они шли назад, к дому, который оказался ближе к каньону, чем к восточной части ранчо, где они начали поиски собаки.
— Как вы нашли быструю дорогу назад, домой? — удивилась Джоанн.
— По моему компасу.
— Хотела бы я иметь компас!
— У меня их несколько. Можете взять один из них.
— Э-э… спасибо!
— Мне доставила большое удовольствие наша прогулка.
Это прозвучало как прощание. Джоанн задумалась, как бы ей ответить. Наконец она сказала;
— Это был приятный день.
— Для меня тоже.
Подойдя к западной окраине поселка, они увидели сквозь деревья дом Киперов. Им попался источник, они остановились и напились. Чуть дальше струя родника переливалась в поток, родник был чист и прозрачен.
Прямо над их головами пролетела птица, что, впрочем, не нарушило царившую вокруг идиллию.
Эндрю поднял руку с выпрямленным пальцем, как будто держал револьвер, и сказал:
— Пу!
Джоанн засмеялась: все мальчишки любят играть в ковбоев. Но тут было другое. Он продул свой «дымящийся револьвер» и спросил:
— Вы видите ее?
— Птицу?
— Да.
Она посмотрела вверх — птица исчезла.
— Бедная. Разве можно стрелять в того, кто так доверчив? — Она постаралась скрыть улыбку.
— Это учит их не повторять свои ошибки.
— Что за упрямец!
— Да уж…
— Вы не из тех, кто следует принципу «Живи и дай жить другим!», задумчиво произнесла Джоанн.
— Нет.
— Это полезно знать о вас!
— Чтобы меня уважать?
— Чтобы вас избегать.
