наилучшими пожеланиями…
— Хорошо, достаточно. Более подробно о взятках и обо всем прочем вы расскажете следователю, — Банда поспешил завершить эту тему. В принципе, почти все, что он хотел, он уже знал. — Теперь нас интересует сам механизм покупки детей. Как это происходит? Как поддерживают связь с вами? Каков обычный порядок вывоза младенцев через границу? Рассказывайте!
— Да, я поняла… Значит, это происходит примерно так. Гржимек дает в немецких, австрийских, голландских и газетах некоторых других европейских стран объявление примерно такого содержания:
«У Вас проблемы с наследниками? Вам некому передать паше состояние? У вас в доме не звенят детские голоса? Вам некому подарить свою ласку и тепло? Не расстраивайтесь, вашу проблему можно решить, и мы поможем вам в этом». Он указывает своп пражский адрес и телефон, а в некоторых странах, например в той же Германии, у него есть даже филиалы. Ну, филиалы — громко сказано: просто офисы с диспетчерами, не более того. Я была в Дортмунде, заходила в один такой — ничего впечатляющего… Извините, а можно еще кофе?
— Да, конечно. Я тоже хотел предложить прерваться на несколько минут, — поддержал ее Бобровский, заметив, что Рябкина уже здорово устала.
— Хорошо, — сказал Банда. — В таком случае я пойду сам сварю кофе, у меня это неплохо получается. Кому покрепче, кому без сахара?
Получив заказы, он уже собирался пойти на кухню, но на пороге его остановил вопрос Коли Самойленко:
— Нелли Кимовна, не обижайтесь, пожалуйста, для следователей это, наверное, не важно, но мне как журналисту интересно. Скажите, а почему вы до сих пор, спустя столько лет, все еще Рябкина, а не пани Гржимек?
— Ответ прост, господин журналист, — Нелли Кимовна вынула из пачки сигарету и закурила. Ребята заметили, как дрожала зажигалка в ее руке. — Он никогда и не собирался на мне жениться, более того, он никогда и не любил меня. Это был обычный прием в его бизнесе, и он сыграл свою роль блестяще. А ваша покорная слуга по большому счету — просто дура… Единственное, что меня успокаивает, — подобное случается со многими женщинами. Так уж мы, наверное, устроены — слишком доверчивы…
Поначалу, чтобы дать ей войти во вкус больших денег и сохранить ее любовь к себе, Павел приезжал часто. И не только с клиентами, но и просто так, на несколько дней, так сказать, в гости.
Когда Нелли Кимовна в первый раз взяла в руки толстую пачку стодолларовых купюр «весом» в пять тысяч, ей чуть не стало плохо:
— Павел, но ведь это же машина! Я завтра же куплю «БМВ», как у тебя!
— Ну перестань, успокойся. Эти деньги — только начало. А вот «БМВ» покупать я тебе не советую.
— Почему? Плохая машина? Так, может, «Мерседес»? Или какие там еще бывают?
— Нет, милая, не в этом дело.
— А в чем же тогда?
— Подумай, что ты будешь рассказывать своим коллегам, друзьям, знакомым? Откуда у тебя такая иномарка? Ты что, зарабатывала проституцией?
— Заработала частной практикой!
— Я знаю, как ты заработала. И ты знаешь. А они, — он неопределенно махнул головой, — знают, сколько ты в состоянии заработать. Не дразни гусей, Нелли. Это старый хороший принцип.
— Наверное, ты прав, — задумчиво протянула она, пряча деньги от квартирных воров в фарфоровый чайничек в буфете, — самое надежное, как ей тогда казалось, место.
— Я на все сто прав. И тебе вполне подошли бы белые «Жигули», такие новые, как там их ваши назвали… «Спутник»? — он никак не мог вспомнить экспортного названия модели.
— «Девятка», мы ее так называем.
— Ну да. А в чайнике деньги не хранят. Да у тебя скоро и чайников не хватит, — рассмеялся Павел, погладив ее по плечам. — Тебе не о машине надо думать, а о покупке домашнего сейфа. У вас продаются? Маленькие такие, на кодовом замочке, их обычно муруют в стену.
— Вмуровывают, горе! — счастливо рассмеялась Нелли Кимовна. — Не хочу сейф, хочу машину! И пусть, так и быть, хочу белую «девятку»!
— Будет тебе «девятка», не бойся. Могу даже выбрать ее для тебя. Или из Германии пригнать, экспортную. Хочешь?
— Очень хочу!
— Но не забывай, Нелли, о главном: в вашей стране всегда, во все времена очень любили считать чужие деньги. Ты понимаешь? — он очень серьезно смотрел на Рябкину.
Именно в этот день она поняла, что большие деньги в ее стране — предмет особого разговора и особого внимания. Она осознала, что спокойная демонстрация своего достатка — удел очень и очень немногих. По крайней мере, до тех пор, пока основная масса людей живет в нищете и подсчитывает каждый чужой заработанный доллар. Или до тех пор, пока доллары эти не станут восприниматься большинством как честно заработанные. А будет это, видимо, не скоро…
Все произошло во время третьей операции.
Клиент, рассчитавшись, уехал, и, взяв пару бутылок шампанского и фруктов, они с Павлом, как обычно, отправились на квартиру Рябкиной праздновать успех.
Гржимек в этот вечер был молчалив. Он не шутил, не веселился, не заигрывал с Нелли. А когда она, захмелев, расстелила постель и вышла к нему на кухню в специально купленном для такого случая роскошном и совершенно прозрачном пеньюаре, Павел наконец решился. В принципе, он поступил с ней в тот вечер даже благородно, удержавшись от соблазна «поиграть» с ней в любовь в последний раз, так сказать, на прощание.
— Подожди, Нелли, сядь, — довольно холодно произнес он, указывая рядом с собой на кровать. — Нам с тобой нужно серьезно поговорить.
— Да? И о чем же? — Нелли Кимовна нежно прижималась к его плечу, коварно проводя сосками груди, торчавшими под прозрачной тканью, по его руке. — Если о том, как нам сейчас с тобой будет хорошо, то не лучше ли не разговаривать, а действовать, а, милый? Ну, иди ко мне, любимый…
— Да успокойся ты! — он в сердцах оттолкнул ее, и Рябкина не на шутку обиделась.
— Почему ты меня отталкиваешь? И вообще, что с тобой сегодня?
Наверное, он пожалел ее, потому что ответил ласково и миролюбиво:
— Нелли, нам нужно поговорить о делах.
— Да какие, к черту, дела! — она тут же оттаяла и снова прижалась к нему. — Поцелуй меня лучше покрепче, и ты забудешь обо всех делах…
— Ну вот, снова ты за свое! — он вскочил и нервно зашагал по комнате. — Ни на секунду не можешь остановиться. Я же говорю тебе по-русски — нам с тобой надо обсудить наши дела. Это очень серьезный разговор.
— Ладно-ладно, Господи, чего так нервничать? — Нелли смутилась, решив, что показалась навязчивой со своими ласками. Если мужчине хочется выговориться именно сейчас — пусть выговорится, надо выслушать. И она смиренно вымолвила:
— Итак, разговор наш пойдет о серьезных делах. Я тебя внимательно слушаю.
Павел мельком взглянул на нее. Нелли сидела на кровати, по-турецки скрестив ноги и подняв подол пеньюара чуть не на талию. В глубоком разрезе лежала красивая тяжелая грудь, странным светом соблазна сияли оголенные ноги, все ее тело, чуть прикрытое прозрачной тканью, манило и призывало к себе. На какое-то мгновение он заколебался.
«А может, все же отложить разговор? Объяснить ей все по телефону из Праги?»
Но он постарался отогнать от себя эти мысли.
Нет, решить все надо именно сейчас, чтобы иметь в случае чего возможность повлиять на ход событий непосредственно. Поэтому, набрав побольше воздуха, он отвел глаза в сторону и решительно выпалил:
— Нелли, я должен тебе сказать, что я больше не смогу приезжать в Одессу.
