щеке.
— Ты даже не знаешь, что на него смотреть нельзя. Никому из смертных. Понимаешь, он всегда за спиной, совсем рядом, между людей, лошадь его сивая меж других лошадей… Зацепишь взглядом — то ли он, то ли твой товарищ едет. Будешь присматриваться — удача отвернется, зарубят в первой стычке. Парни даже флягу через плечо передают, не глядя. Закон такой разбойничий.
— Душегубы всегда суеверны.
— Правда это, поверь мне. Не с чужих слов рассказываю, сам видел.
— Ты сказал, что видел Шиммеля.
— Да. Я — видел. Даже говорил с ним. Мне можно. Я такой же как он, наполовину. Кровь от крови.
— Какая кровь у мертвеца? Ты же не дух, ты живой, теплый, вот, — она положила руку ему на грудь. — Сердце стучит. И солю носишь.
— Соля даже чудь болотную не пугает. — Кай прижал ладонью ее ладонь, вздохнул и откинулся на подушку. — И Шиммель на мертвеца не похож. И на демона тоже. Только вот… — Он на мгновение отвел взгляд, огонек в светильнике вдруг присел, зашипел, плюясь искрами, тени, колеблясь, придвинулись из углов. — Только не дай Бог, Ласточка, повстречать меня, когда отец со мной. Не хотел бы я тебе таким показаться.
— Почему? Глаза огнем горят и дым из ноздрей?
Она не сдержалась, фыркнула, и Кай посмотрел на нее с каким-то непонятным, несвойственным ему прежде выражением. Как на малявку, ляпнувшую глупость. Ласточка даже бровь подняла. Что-то парень навыдумывал несусветного.
— Ты на самом деле хочешь все знать?
— Да уж рассказывай, куда ввязался.
Кай помолчал, сдвинув брови. Потер ладонью впалый живот.
— У тебя пожрать что-нибудь найдется? Горячего бы…
— Печку надо растопить.
Она приподнялась, Кай тут же поймал ее за руку.
— Не надо. Не сейчас. Потом. Хлеба дай с салом, если есть. А утром супчику сваришь, ладно? Так скучаю по твоей стряпне… — Неловкая улыбка. — Ласточка, я тебе подарков привез. Золото, шаль шелковую. Посмотришь?
Она снова покачала головой. Во рту было горько.
— Сейчас принесу тебе хлеба. А ты рассказывай. Рассказывай.
— Что там дальше? — Кай обернулся и посмотрел на Занозу.
— А пес его знает, — тот почесал в затылке, сморщился. — Ежели напрямки пойти, то потопнешь, а ежели кругаля дать на север — так к найлам попадешь.
— Нам туда, — Кай указал вперед. — Я знаю. Должна быть тропа.
— Нету там тропинок. Это ж болото, — Заноза глянул виновато.
С тех пор, как Кай вытащил мужика из передряги, а потом рассказал, зачем он здесь — тот поверил сразу и бесповоротно.
Свел с нужными людьми.
«Нужные люди», которых лорд Кавен нещадно гонял по лесам и вешал при первой возможности, выглядели не ахти. Заросшие, грязные, злющие.
Клык, здоровенный парень с белыми, как пенька кудлатыми волосами, Щавлик — молодой, пухлогубый, с усами-черточками. Рыня Оголец, дюжий мужик с бельмом на глазу. С ними — еще дюжина, Кай их даже по именам не помнил.
«Шиммелев сын», сказал им Заноза.
Кай назвался им именем, которое не носил уже давным-давно. Вентиска. Вир прозвал его так, потому что он родился в феврале, среди вьюги и мглы.
На андалате это значило — «метель».
Имя, как имя, не хуже и лучше многих.
Теперь эти люди шли за ним, каждый миг ожидая страшного чуда или знамения.
Кай не знал, как сделать так, чтобы случилось чудо, да и не хотел. Он ехал вперед, по еле намеченным лесным тропам, иногда через непролазный бурелом или по колено утопая в черной грязи.
Не останавливаясь.
Он спешился, кинул повод Занозе. Новая кобыла, светло-серая, с перечно-сивой гривой, покосилась на хозяина глазом навыкате, прижала уши.
На всю компанию у них было еще четыре лошади, остальные шли пешком.
Кай прошелся вдоль края топи, приглядываясь. Лесной длинный мох проваливался под сапогами, чавкал, в глубокие ямины следов сразу же затекала ржавая вода.
Впереди, выпирая среди ровной болотной глади, маячил очередной островок, таких тысячи по всему Элейру.
— Должна быть дорога, — он снова глянул на Занозу.
— Эй, Вентиска, не все ли едино, где болотного лорда звать, — вмешался Клык. — Раньше мы бывало…
— Что было раньше — не имеет значения, — отрезал Кай, вглядываясь в островок воспаленными глазами. — Мы должны перебраться туда.
Клык отошел, ворча недовольно. Разбойники — а что греха таить, прибившиеся к Каю бродяги были именно разбойниками, отыскали место посуше, начали возиться с костром. Сырые дрова дымили, и никак не хотели разгораться.
Заноза ходил за Каем хвостом, сопел за плечом.
— Парни дело говорят. Шиммеля где позовешь, там он и явится. Главное, чтобы кобыла была, да первый снег посыпался. От снега до льда болотный лорд на свободе ходит…
Кай не слушал, выломал палку, потыкал в мягко подающуюся грязь.
Глубоко.
— Ты бы им хоть слово сказал, хоть полслова, они ждут же… если ты и впрямь шиммелев сын. Ну, колдунство сделай какое-нибудь…чего тебе стоит… — ныл Заноза не переставая. — Они ж за тобой тогда куда хошь пойдут, хоть в болото, хоть в огонь… ты ж можешь, я знаю, видел…
— Заноза, отстань.
Парень обиделся, замолчал, потащился к костру, хрустя облетевшим подлеском.
Кай попытался промерить глубину в другом месте, вытащил палку, сделал несколько шагов, с трудом вытягивая ноги, оступился, упал ничком, вляпавшись в ледяную жижу, прикрытую пожелтевшей ряской.
У костра примолкли, но помогать никто не кинулся.
Кай с трудом выбрался на берег, лег на спину, отдыхиваясь. Вытер лицо рукавом.
Голые ветки деревьев кружились над головой, как черная сеть.
— Что он там застрял? — Клык подвинул в огонь подсохшее полено, сплюнул. — Закоченел что ли?
— Лежит, не шевелится, — Заноза с беспокойством глянул вниз, с заросшего кустарником холма, на котором устроили стоянку. — Черт его разберет, зачем. Пойти поглядеть…
— Сиди, — Клык поймал парня за рукав, удержал. — Не трогай ты его. Если он и впрямь шиммелево отродье…
— То что?
— Я с Шиммелем об прошлый год ездил. Знаю. Ежели сынок в него пошел… смотри, разозлишь его, огребешь себе беды на голову.
— Да брось, Клык, глянь на этого Вентиску, — подал голос Рыня Оголец. — Какой он шиммелев сын! Разве может у мертвяка дите человеческое родиться?
