протокол. Когда они вернулись с охапками щепок, старик уже начистил полведра картошки. Петька посмотрел на крыльцо. Шуркина куртка лежала так же. Из кармана высовывался уголок протокола, но только чуточку меньше.
Похлёбка казалась необычайно вкусной, потому что ребята давно не ели солёной пищи.
— В милиции-то, поди, совсем не кормили?
— За три дня ломоть хлеба на четверых, — ответил Тимка.
— Ну, ничего, скоро разбогатеем, — Костоедов повернулся к Шурке, — ты как командир смотри там в Гауссе, чтоб ни одна золотая вещица не пропала, чтоб ни один слиточек не ускользнул.
— Куда ему деться, дедуля?
— Верю я, верю! Просто уж беспокоюсь — добро-то государственное. На один слиточек, считай, можно сто пулемётов сделать.
Заря угасала. Наступали сумерки. Уже нельзя было рассмотреть очертания стариковского дома. Слился с землёй и кустами сарайчик с маленькой дверкой, обитой ржавой жестью. Откуда-то из темноты, со стороны разрушенной деревни, доносился печальный щебет птиц.
Костоедов постоянно потирал ладони над костром, как будто у него мёрзли пальцы. И улыбался.
Ребята чутко вслушивались в наступившую теп ноту. Они боялись, что там, в полуразрушенном домике, Вислоухий пришёл в сознание. Ищет их. И, учуяв запах дыма, может прийти к костру.
Старик вдруг поднял голову. Таня, Петька, Шурка и Тимка тоже услышали какие-то звуки. Будто кто-то шёл в темноте, не поднимая ног. В руке Костоедова сверкнул наган с длинным стволом. Но звуки стихли.
— Дедуль, кто это?
— Кто знает? Сколько здесь живу, все по ночам чудится, что люди вокруг ходят, а то вдруг, кажется, что мёртвые поднимаются. Одичал я в одиночестве, того и гляди, что умом свихнусь.
Старик ещё раз прислушался и, успокоившись, спрятал наган.
— Дедуль, а мёртвые этот лабиринт Гаусса не раз грабили? — обнаглев, спросил Шурка. — А то, может, нам и не ходить..
— Командирам тебя выбрали, а ты трусишь, мёртвых боишься. Живых опасаться надо, а с мертвецами легче всего.
— Нам, дедуля, завтра идти. Мы не знаем куда, а вы нас ещё этими покойниками запугали.
— Узнаете, все узнаете.
Взошла луна. Костоедов встал:
— Время спать. Пойдёмте. Я вас в сараюшке устрою. У меня там нары, тулуп.
Пошли за стариком. Встревожились. Поглядывали па яркую луну. Она, как прожектор парохода, освещала разрушенные домики. В сарайчике оказалось очень уютно. Широкие нары, зелёный сундук, кадушка с растением, похожим на целебный женьшень. В углу — деревянные грабли, метёлка и лопата.
— Располагайтесь, а я пойду вам на утро приготовлю пищи да одежонку кой-какую посмотрю.
В дверях старик повернулся:
— У кого хорошая память, пойдёмте со мной, карту дам и расскажу кое-что.
Идти сейчас должен был Шурка, потому что командиром назвали его. Но он испугался. И едва выдавил из себя:
— Петька, иди ты, у меня опять спина заболела.
Петька ушёл с Костоедовьм. Тимка наблюдал за ними в щель. Тихо спросил:
— Испугался Шурка?
— Чего бояться. Просто мне с ним противно быть. Петька вернулся совсем быстро и бодро сказал:
— Все в порядке!
— Карту дал?
— Дал. До Гаусса, ребята, идти далековато.
Петька показал берестяной ремешок. В полутьме Тимка разглядел на нём узкие глубокие бороздки, сделанные острым ножом.
— На ней план Гаусса есть?
— Только дорога туда. Лабиринт узнаем по зелёной острой скале. Она из нефрита. На скале Костоедов высек стрелку, которая показывает на вход.
— А внутри как искать будем?
— Там шесть коридоров, ползти надо в самый узкий.
Карту-берестянку Петька засунул в пояс брюк.
— Что старик сейчас делает? — спросил Шурка.
— Снаряжение взялся готовить: сумку, верёвки…
— Петька, а с Вислоухим как?
— Пусть лежит. Пойдём утром, захватим.
— Возвращаться за ним придётся.
— Ничего не поделаешь. Бросать его нельзя, начнёт орать. Старик услышит.
Ребята вышли на улицу. Тишина. Далеко, в стороне деревни, блестела крыша опрокинутого костёла. У старика в избушке горел свет. Приткнувшись к свече, он что-то чинил, откусывая нитку зубами.
Вернулись в сарайчик. Легли на нары, накрывшись сверху тяжёлым тулупом. Ночной ветерок, залетая в открытую дверь, приносил запах степи.
— Петька, почему этого белогвардейца чекисты не взяли? — спросил Шурка.
— Успел скрыться. Фамилию сменил.
— А ловко ты ему насчёт самолёта наврал и про костры. Он поверил сразу.
— Ничего, разобьём фашистов, их всех соберут, говорил мне капитан Платонов.
Прислонив ухо к щели, за стенкой сарая стоял старик Костоедов.
ТОКИО. АВДЕЕВУ.
Примите все меры посадке дальнеполетного самолёта «Юнкерс» в квадрате В-39-И по таблице Центра.
Охрана квадрата обеспечена… При невозможности этого варианта прошу приложить усилия ликвидации самолёта с диверсантами.
Таня проснулась от того, что сильно стучало сердце, как перед большой бедой. Она спрыгнула с нар, пробралась к двери, пощупала руками. Дверь была закрыта наглухо. Кинулась к парам. Разбудила Петьку и Тимку. Втроём налегли на дверь. Бесполезно. Послышались шаги. Ребята прижались к двери.
— Как откроет, бросайтесь на него, сразу прошептал Петька.
Но старик и не думал подходить к двери. Он чем-то прошуршал у стены и снова ушёл. Потом опять шаги и снова шорох чего-то сухого.
— Сеном обкладывает, — шепнул Тимка, — жечь будет.
У Тани мелко застучали зубы. Тимка разбудил Шурку и предупредил:
— Молчи! Выберемся.
У стены зашуршало, и старик опять ушёл. Издалека донёсся скрип двери. Костоедов, видимо, поднялся в дом за спичками или за какой-нибудь зажигалкой.
— Петька, рыть быстро надо, — прошептал из угла Тимка.
Звякнуло железо, полетели комья земли. Таня поняла — подкоп.
Когда старик не спеша, вернулся обратно, в сарайчике уже никого не было, дыру у противоположной стены он не заметил. Она была хорошо закрыта сухим сеном. Ребята залегли в канаве. Обтирая потные лица, следили за Костоедовым.
Он покосился на побледневшую луну и, опираясь на трость, прислушался к тишине в сарае. Вынул из кармана кремень, огниво. Ловко ударил. Искры брызнули на сено. Полыхнуло пламя. Старик откачнулся и перекрестился. Огонь загудел. Защёлкал. Взвился лёгкий пепел. Красные языки поползли по доскам сарая.
Послышалась молитва:
— Спасибо тебе, господи, что помог мне разузнать лазутчиков, посланных окаянными коммунистами.
Он неистово крестился. Но «лазутчики» были далеко. Бешеным аллюром они неслись по оврагу в
