– Быстро бегаешь, – широко улыбнулся Алекс, поднимаясь на ноги. В руке его что-то блеснуло – небольшое, но явно опасное.
Идиотка!!! – мысленно взвыла она. – Полная дура! Шарахнулась от машины, не поглядев, есть ли кто внутри! А хитрый Алекс поставил «пассат» в качестве пугала и точно рассчитал, куда метнется напуганная дичь…
Первый Парень шагнул из кустов – неторопливо, уверенно. Сказал, по-прежнему улыбаясь:
– В жизни не драл такую потную и грязную мочалку… Даже любопытно…
Теперь она разглядела: в руке у него скальпель. Страшнее уже не стало… Алекс медленно приближался – Ада так же медленно отступала. Потом бросилась наутек – нацелившись в узкий разрыв между зарослями дикой малины.
Алекс не побежал следом – пошагал столь же спокойно и уверенно. Прошел тем же разрывом между колючими кустами и увидел неподвижно застывшую девушку.
Под ногами Аделины был обрыв – совершенно отвесный, со скальными выходами. Впереди, в сотне метров, – другой, похожий. По дну каньона змеилась узкая ленточка речки Поповки. Неподалеку, из-за изгиба русла, доносился звонкий смех, детские голоса, – и казалось, что те звуки доходят из другого мира… Нормального мира.
– Прыгай, – посоветовал Алекс. – Повезет – останешься жить. Калекой.
Она не прыгнула. Не оборачиваясь, расправила цепочку кулона – и надела его на шею.
Через секунду жесткие пальцы вцепились ей в плечо, отдернули от обрыва. Удар! – девушка согнулась от резкой боли в солнечном сплетении. Еще один, носком ботинка в коленную чашечку, – и она рухнула на земле.
– Ноги сломаю – не будешь бегать, – сказал Алекс.
Сказал с видимым равнодушием – хотя внутри нарастало возбуждение. Не такого он хотел, думал, что с Адой всё получится иначе, чем со спасовскими подстилками… Но выбирать не из чего. А для начала надо вбить – в самом буквальном смысле вбить – в девку мысль: если поднимешь руку (или ногу!) на Первого Парня, – будет больно. Очень больно.
И он приступил к экзекуции. Опыт дрессировки мочалок Алекс имел богатый. Тут главное не входить в раж, не лупить, позабыв обо всем на свете… Калечить не надо. Надо лишь заставить ползать и извиваться от дикой, сводящей с ума боли. Тогда потом, когда учеба закончится, что с мочалкой ни делай, – покажется ей за счастье.
…Тело в когда-то белом платьице корчилось на земле. Пожалуй, хватит, решил Алекс. Вновь, второй раз за сегодня, расстегнул молнию брюк.
Скомандовал, подойдя поближе:
– На колени! Быстро!
Подчинилась… По лицу девушки катились слезы – и смешивались с каплями крови. Распухшие от ударов губы подрагивали – и подрагивание это возбудило Алекса сильнее всего.
Он положил ладонь на ее грязные, спутанные волосы – почти ласково. Другой рукой поднес к лицу Аделины скальпель.
– Приступай, чего ждешь? – Ладонь слегка надавила на ее затылок.
Распухшие губы начали приоткрываться – шире, еще шире…
– Глубже, глубже забирай, не мамкину сиську сосешь, – приговаривал Алекс.
По лицу его расплылась довольная ухмылка. В следующую секунду он завопил – так, что каньон откликнулся гулким эхом и смолкли ребячьи голоса за излучиной. Оглушенная акустическим ударом Аделина рефлекторно сглотнула.
Скальпель упал на траву. Вопль не стихал. Алекс сделал шаг назад, другой… Между пальцев, вцепившихся в ширинку, хлестала кровь. На джинсах быстро ширилось красное пятно. Алекс смотрел на Аду не отрываясь – и не закрывая изломанного криком рта – словно боялся опустить глаза и увидеть, что она с ним сделала. И медленно пятился…
Вопль смолк резко и неожиданно. Алекс накренился назад, оторвав наконец руки от промежности, пытаясь ухватиться за воздух… А затем рухнул с обрыва.
Аду стошнило. Потом она увидела,
Подойти к обрыву и заглянуть вниз Аделина смогла нескоро…
Алекс Шляпников лежал внизу, на острых каменных обломках, усеивающих дно каньона. И не шевелился.
– Дай мне сигарету, – попросила Наташа, когда они с Кравцовым вышли из «нивы» у сторожки.
Он посмотрел удивленно, протянул пачку. Наташа неловко вынула сигарету, неловко прикурила от поднесенной зажигалки. И тут же уронила…
Кравцов обернулся с нехорошим предчувствием. Перед ними стоял Сашок. С обнаженной катаной в руке.
Пауза тянулась несколько бесконечных секунд. Затем Сашок шагнул вперед. И заговорил…
«Он совсем разучился говорить с людьми в своей каменной могиле…» – мелькнуло в голове у Кравцова. И он ощутил нечто вроде несвоевременной жалости к Сашку.
Действительно, речь того особой связностью не отличалась: