Пионерогероева была очень раздосадована этим происшествием с Пустовым и все чаще теперь задерживалась в отделе бродаж, чтобы в очередной раз осиротевшие менеджеры не расценивали уход руководителя как фактор нестабильности ситуации. Но, как ни крути, а Пустовой был уже шестым руководителем в бродажах за последние два года.
– Не знаю, что мне делать, – продолжала сокрушаться Востри-кова. – Хоть сама становись к станку.
– А какие на сегодня проблемы с этим изделием?
– Там дыры сквозные, просто брак, а Бейбаклушкина бьет себя пяткой в грудь, что это – испытание их новой технологии воздушно-капельного замеса. Чтоб они провалились все со своими уникальными технологиями!
Вострикова в сердцах махнула рукой и опять пошла на произвол-ство спасать ситуацию.
– У меня тоже уже сил нет, – продолжила менеджер по фигистике Гойда. – Мало того, что Бейбаклушкин все время работу придумывает, так и она не отстает – теперь контролирует меня по времени прибытия-убытия. Чувствую, что следующая за Пустовым – я. Она изживала-изживала и добилась своего. Да и мне кажется, что При-гожева тоже уйдет – нет возможности построить хоть какую-нибудь систему просчета.
– Послушай, странно как-то выходит: вам всем поставили задачи, когда вы сюда пришли, потом воткнули, а потом вроде как и забыли? Разгребаться надо самим, а результаты-то спрашивают?
– Да, – неуверенно ответила Гойда. – Понимаешь, набирали-то с какими-то сроками: вот проект начнется, вот офис откроется, а прошло уже почти десять месяцев, как я пришла, – все на месте. А главное – никому не сдвинуться, потому что Бейбак-лушкина ставит задачи, которые ей удобны. Вот ты спроси При- гожеву, можно здесь когда-нибудь наладить нормальный поток финансовых документов? А ведь здесь работают аж две бухгалтерии – „Нирваны“ и „Джонни“. Еще и пять экономистов. При-гожева – старшая по просчетам – должна была стать в проекте управляющей по бюджету. Ей только „потерпи“ да „потерпи“ говорили, а помощи никакой. Или мне ставили задачи… Ну пусть я только тонюсенькую цепочку „произволство – склад“ слегка наладила. Так ведь на складе сидит невменяемый козел, которого Бейбаклушкина нанимала. А он даже компьютером не владеет. Поэтому как инвентаризация – так Гойда. Я все вручную считаю, а он даже не может в программу внести. А что программа? Работаем на колотой „3Ц“, это разве разговор? По этой системе вообще ничего не узнать, не посмотреть. Где я возьму остатки, реализацию и прочее?
– А почему бы не сформировать требования к системе автоматизации? – наивно спросила Пионерогероева. – И создать заявку, только Безбашневу ее аргументировать. По-моему, он на острие прогресса, особенно если показать, какие последствия таит в себе сохранение сегодняшней кустарщины.
– Да ты что! – с испугом воскликнула опытная Гойда. – Как только заикнешься об этом Бейбаклушкиной, она сразу: „Кто будет платить?“ Денег-то всегда нет.
– Но ведь финансирование идет, и деньги поступают каждый месяц?
– Кто их разберет… Бейбаклушкина утверждает, что она каждые сто долларов вымаливает, миллион заявок составляет, а средства текущие требуются, чтобы произволство не встало. А кто из них правду говорит – не знаю.
– Вот об этом и речь. Бюджетируется-то под определенные планы, а планированием никто не занимается.
– Да, я вот только на месяц могу планировать произволство, – подтвердила Гойда. – Поставщики и сырье – это вообще не моя компетенция, мне это сразу отрезали. Этим Бейбаклушкин занимается лично.
– Где берет?
– Да когда где… Поэтому и качество у нас невоспроизводимое получается: когда сырье цельнотянутое, когда вообще ждем непонятно какого. Что ты хочешь, если до сих пор мы не в состоянии посчитать себестоимость продукта? Потому что никогда не знаем ни цены закупки сырья, ни амортизации, ни стоимости произволства детали или комплектующих. Раз на раз ведь не приходится – одно и то же изделие или с первого раза получаем, или с восьмого.
– А все это – тоже плохие новости для президента? Или он все-таки догадывается? – спросила Пионерогероева, изрядно растерявшая свой оптимизм от бесконечных „страшилок“.
– Плохих новостей ему никто не сообщает. Бейбаклушкина только кого-то из нас может сливать. А в остальном – лапшу вешает про уникальные технологии. Ей же надо деньги от него получать под развитие. А то он станет вопросом задаваться: где развитие, если столько ресурсов уже потрачено, а проблемы остаются?
К ним опять вернулась Вострикова, кажется, слегка повеселевшая. Ее терпеливый лепульптор согласился приехать и опять собственноручно спасти изделие.
– Бейбаклушкина уже в цеху – рукава по локоть закатаны, учит формовщиков стратегии замеса. Бейбаклушкин орет – что-то сегодня не в духе. Это они, наверное, все никак не могут пережить, что компания в кризисе. А если про начало проекта догадаются – будет нам тут всем крышка. Только теперь уже точно проекта никакого не будет, здесь и за тысячу лет ничего не изменить.
– Будет проект, – уверенно произнесла Пионерогероева и поймала на себе взгляды, полные надежды. – То, что происходит с компанией, в общем-то, нормальный процесс. Мы же с вами, когда анализировали процессы и процедуры по каждому направлению, видели, что все претерпевает изменения.
– Да, как там… – Вострикова заулыбалась, припоминая их обсуждения. – Фазу творчества мы прошли или думали, что прошли. А на самом деле – в ней и застряли.
– Да, именно так, и кризис лидерства наступил. Все, как положено: организация появляется в результате усилий менеджеров и развивается, как правило, исключительно благодаря реализации креатива ее основателей. Основное внимание в этот период – разработке продукта и (хорошо бы) профурсетингу, но это – как получается, тут все от пристрастий руководителей зависит. Организационная структура при этом чаще всего остается неформализованной. Но деваться некуда – по мере роста организации ее основателям все больше требуется контролировать и направлять развитие. А это требует новых специализированных знаний, которыми они пока не обладают.
Это становится (и стало) причиной первого кризиса, главный вопрос которого состоит в том, куда следует вести организацию и кто способен это сделать. Пока господа младшие партнеры осознали только то, что у них нет тех универсальных менеджерских умений, которые требуются „уже вчера“. А вот вопрос, кто поведет организацию, – очень больной.
– Да, а ведь Бейбаклушкина все время орет, что она тут за всех и за все, – продолжила Гойда. – Что ей хочется все бросить и заниматься только произволством, но разве она кого-нибудь пустит, если и появится профессиональный человек? Любой профессионал все равно не соответствует представлениям Бейбаклушкиных о том, как надо. Раз они „родили“ это предприятие, они лучше все и знают. Так что, спрашивается, упиваться собственным негодованием?
– Но ведь они предполагали, что раз у нас столько сотрудников – увеличение количества более чем в четыре раза за это время, – то они находятся на небывалой высоте в своем развитии. А оказалось, что все на грани развала, – Вострикова опять загрустила. – Я, например, уже никому не верю. Нужны профессионалы – их нет, нужны профурсетинговые стратегии – у нас даже профурсетолога нет. А то, что мы делаем, – это какой-то кооператив, лавка. Мы мечемся, что-то пробуем, на меня вообще водрузили поначалу и бродажи, и профурсетинг, и коллекции, и незайнеров, сейчас еще и выставку. Но она знает только, как ей надо. Ни одной идеи по концепции выставки не пропустила – орет, что они десять лет выставляются, поэтому надо только так, как она сказала. Профессионалам не дают прийти. Пока здесь Бейбаклушкина, во всяком случае.
– Дадут, не отчаивайтесь. Думаю, что скоро у вас появится и руководитель по профурсетингу, и руководитель по бродажам, и будут они профессионалами.
В глазах Востриковой и Гойды заплясали веселые огоньки.
– А руководитель проекта у нас будет? – хором спросили они.
– Поживем – увидим, – обнадежила Пионерогероева, скрывая лукавый блеск в глазах.
Глава 15. Кто, как и когда поведет компанию к победе?
